В ее глазах горел какой-то непонятный Макарову огонь, и ему вдруг стало интересно, отчего это она так разволновалась.
– Скажем так. Я ее уважал, – немного помолчав, ответил Сэм. – Благодаря ей я получил американское гражданство, ее отец взял меня на работу и купил нам первый дом. Кстати, именно в его фирме я возглавил направление работы с Китаем, часто ездил туда в командировки и выучил язык. В общем, моя жизнь круто изменилась благодаря Клэр. И я дал сам себе зарок, что не брошу ее, что бы ни случилось. И в горе, и в радости, пока смерть не разлучит нас. Я пообещал себе, что буду ее мужем до тех пор, пока сама Клэр этого хочет.
– И что? Она долго хотела? – с любопытством в голосе спросила Паулина.
– Всю жизнь. Она очень меня любила. Мы с ней за тридцать лет совместной жизни даже не поссорились ни разу. Точнее, одна ссора все-таки была. Клэр хотела иметь детей, но в первые годы у нее никак не получалось забеременеть. Она очень переживала, а я, признаться, радовался: у меня не было ни малейшей тяги к отцовству. Но вот спустя два года с блеском в глазах она сказала мне, что ждет ребенка. Ей уже шел тридцать девятый год, это могло быть опасно, и я тогда предложил прервать беременность, чтобы не рисковать. Боже, как она кричала! В общем, после бурной ссоры, проведя ночь в гостевой комнате, я вдруг понял, что, если ее желание стать матерью так велико, значит, я должен его поддержать. В конце концов, это была не такая уж и большая плата за ту жизнь, которую я вел благодаря своей жене. Так в 1980 году у нас появилась дочь. Дженни.
Макаров снова посчитал в уме, и получилось, что этой неведомой дочери сейчас тридцать девять лет. Правда, это неожиданное знание абсолютно ничего ему не давало. Михаил Евгеньевич внес еще одну порцию шашлыков, наконец-то тоже сел к столу, налил рюмку водки и чокнулся со своим деловым партнером, который сидел на краю стола с откровенной скукой на лице. Ему все происходящее, похоже, было так же неинтересно, как и Макарову.
– Сэм, вы никогда раньше не говорили о том, что у вас есть дочь! – воскликнула Даша. – Мы два раза провели вместе по десять дней, но вы даже не обмолвились об этом. Я была уверена, что вы одиноки. Вы же все время путешествуете.
– А почему наличие у меня дочери должно влиять на мою любовь к путешествиям? – удивился американец. – Конечно, я согласился с тем, что у нас будет ребенок, и до совершеннолетия Дженни я выполнял свои родительские обязанности в полной мере, но я никогда не чувствовал ни капли того, что принято называть отцовскими чувствами, и мы с дочерью совершенно чужие люди.
– Как это? – не поняла Настя.
Макаров со слов Игната знал, что девушка выросла в многодетной семье и была очень привязана к родителям, братьям и сестрам.
– Ну так. – Американец пожал плечами. – После школы дочь поступила в университет и уехала из дому. Она сделала неплохую карьеру, состоялась в жизни, чему я, конечно, очень рад. Но мы не видимся и не переписываемся, потому что оба не имеем такой потребности. Нас связывала только Клэр, к которой мы оба были привязаны, но после ее смерти я ни разу не видел Дженни.
– И сколько же вы не виделись? – продолжала задавать вопросы Настя.
– Десять лет.
– И все это время вы путешествуете по миру?
– Не совсем. После смерти Клэр я привел в порядок дела, выполнил свой долг по отношению к ее памяти, а потом продал наш дом и практически все имущество, после чего и начал вести кочевую жизнь. Я мечтал посмотреть Европу, поэтому сначала обосновался на полгода в Париже, потом переехал в Лондон, затем в Мадрид, Амстердам, Прагу. Вот уже восемь лет, как я постоянно перебираюсь с места на место, не привязываясь ни к какому-то одному, не отягощая себя недвижимостью. Живу в отелях, лучших и самых комфортных, питаюсь в ресторанах, знакомлюсь с новыми местами, включая глубинку, обычно не вызывающую интереса у туристов. Иногда наведываюсь в Израиль, у меня же там остались родственники, но эту страну я не люблю, потому что меня там не понимают, как это ни печально.
– И в чем же заключается это непонимание? – хищно улыбаясь ярко накрашенным ртом, спросила Анна.
– Они не понимают, как можно сорить деньгами и переплачивать за то, что можно купить дешевле. К примеру, в последний раз я приплыл в Израиль с Кипра. Туда ходит паром, билет на который стоит сто шестьдесят евро. Я же нанял яхту, которая перевезла меня за десять тысяч. И мои соотечественники никак не могли взять в толк, зачем выкидывать деньги, если можно сэкономить. Но я не привык экономить, я привык обеспечивать себя всем самым лучшим. Мне не так долго осталось жить на этом свете, чтобы я жертвовал своим комфортом из-за денег. Мне все равно будет некому их оставить. Поэтому мои деньги нужны мне при жизни, а не после смерти.
– Почему же вам некому оставить свои деньги, если у вас есть дочь? – отчего-то семейный уклад Сэма Голдберга волновал австриячку Анну сильнее, чем всех остальных.
– Моя дочь – взрослый, самостоятельный человек, который достаточно зарабатывает, чтобы обеспечить себя и своих детей. Она – преуспевающий юрист, и за ее будущее я спокоен, тем более что после смерти Клэр она получила неплохое наследство, доставшееся той от отца. Моя дочь – обеспеченная женщина, и долгое время я вообще не собирался включать ее в мое завещание.
Этот человек будто бравировал своим эгоизмом. Как ни странно, его позиция вызывала у Макарова даже некоторое уважение. По крайней мере, он не пытается выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Вот только понять бы еще, зачем он вообще все это им рассказывает.
– А откуда у вас деньги, если весь капитал семьи вашей жены ушел к дочери? – спросил вдруг Михаил Евгеньевич, отвлекшийся от разговора со своим то ли другом, то ли гостем, то ли начальником. – Почти десять лет переезжать с одного места на другое и ни в чем себе не отказывать – дорогое удовольствие. Или вы в Китае так разбогатели?
– Нет, конечно. – Американец добродушно улыбнулся и снова покрутил в руке часы. Отблеск драгоценных камней упал на потолок, стены, зайчиком заглянул в пышущий огнем камин. – Я же вам сказал, что, когда я женился на Клэр, мне повезло в первый раз в жизни, но был еще и второй. Видите ли, когда родилась Дженни, тесть подарил мне деньги. Сумма была не очень большая, но я взял кредит в банке и купил здание на Манхэттене. Офисный небоскреб, который я тут же начал сдавать, чтобы на вырученные средства расплачиваться с ипотекой.
Он прикрыл глаза, словно вспоминая что-то, и коротко рассмеялся.
– Клэр была крайне обеспокоена этой покупкой. Здание стоило двести пятьдесят тысяч долларов, и сорок лет назад это были очень большие деньги. Ссуду я выплатил довольно быстро, потому что сдача офисов в аренду уже тогда была прибыльной. Но ни Клэр, ни даже ее отец, который был очень деловым человеком, очень, не могли предположить, что спустя несколько десятилетий цены на недвижимость взлетят и это здание будет стоить уже пятьдесят миллионов. Я по-прежнему сдаю его в аренду, и деньги, которые переводит мой поверенный, позволяют мне вести именно такой образ жизни, который мне нравится. Денег у меня столько, что я все равно не успеваю их тратить. В одежде и еде я неприхотлив, так что путешествия с комфортом легко могу себе позволить.
