– Вы догадались, кто убил Сэма? – тихо спросила потрясенная Даша.
Он наклонился к самому ее уху:
– Пока нет, но обязательно это сделаю.
* * *
Метод Екатерины Холодовой действительно работал. Макаров, пожалуй, даже был готов извиниться перед актрисой за то, что сразу ей не поверил. Человек, выходящий играть этюд, думал, что надевает маску, но на самом деле сцена срывала все покровы, бесстыдно обнажая самую суть.
Макаров был доволен, причем в первую очередь собой. Пожалуй, все те выводы, которые он сделал, познакомившись с каждым из участников тренинга, оказались правильными, найдя в игре свое подтверждение.
Лиза – карьерная стерва, Анну ничего не интересует, кроме ее туристического бизнеса, и, пожалуй, сюда она приехала в надежде найти новых клиентов. Если у людей есть лишние деньги на актерский ретрит, значит, и поездку в Австрийские Альпы они вполне могут себе позволить. В этом месте Макаров мысленно пересчитал содержимое своего кошелька и ухмыльнулся.
Игнат задумал романтическое путешествие, во время которого планировал сделать Насте предложение, и не отказался от своей идеи, несмотря на то что обстоятельства изменились. Что ж, в поисковых экспедициях друг тоже всегда поступал как человек надежный, обстоятельный, никогда не отказывающийся от намеченного.
Илья – очень талантливый парень с отчего-то обнаженными нервами и страшной неуверенностью в себе, какая бывает только у творческих натур. Менеджер Даша страдает от того, что ее бросил муж или парень, сути это не меняет. Уязвленное самолюбие, горечь потери, уверенность, что жизнь кончилась, а все мужики козлы – налицо.
Пожалуй, помимо полезности самого метода, ничего нового из разыгранных сценок Макаров не почерпнул. Некоторый интерес у него вызвали лишь несколько моментов: страшная напряженность Ольги, матери Ильи, к которой спичку поднеси – и вспыхнет, непонятная оговорка Насти, над которой нужно как следует подумать, и сама личность Екатерины Холодовой, которая начинала казаться все интереснее и интереснее.
Под ее элегантной сдержанностью Макарову виделся хорошо сдерживаемый вулкан страстей, и если бы ему предложили выбрать убийцу Сэма, опираясь не на факты, а на внутреннее чутье, то он бы поставил именно на актрису. По типажу она подходила больше, чем кто бы то ни было.
Впрочем, сейчас его внимание вновь было привлечено к сцене, где начинался третий этап импровизаций. На этот раз Екатерина дала каждому задание подготовить монолог на тему «Преступление и наказание». Макаров понял, что именно в этом и кроется ее замысел: разогреть участников, отвлечь их внимание короткими и несложными заданиями, а затем вплотную подвести к интересующей следствие теме.
Конечно, если преступник – профессионал, то его ни за что не проймешь такими штучками. Он сыграет свою роль как по нотам, не привлекая лишнего внимания и ничем себя не выдав. Вот только если убийство совершено спонтанно, без подготовки, а убийца – не Джеймс Бонд, а самый обычный человек, не справившийся со своими эмоциями, то метод может сработать. Что ж, осталось подождать совсем недолго.
Игорь Арнольдович попросил разрешения покинуть зал, видимо, подыгрывать в сценках ему больше не хотелось. В число подозреваемых он не входил, так что Макаров кивком подтвердил, что тот может идти.
– Я буду в своем домике, – сообщил бизнесмен. – К ужину приду. Думаю, вы уже закончите к тому времени с этой вашей блажью.
Первым вышел Илья и быстро разыграл скетч, герой которого списывал на экзамене и тут же получил люлей от поймавшего его преподавателя. Нет, у этого парня не было за душой никаких серьезных прегрешений.
Затем на сцену поднялась Паулина, красавица, богачка и снобка, живущая в своем, иллюзорном мире, из которого ей отчего-то ужасно хотелось сбежать в обычный, где у людей может не хватать денег на мороженое. Она показала сценку, как жена подсыпала снотворное мужу, чтобы обчистить его сейф и сбежать с молодым любовником. История была показана со знанием дела и легкой брезгливостью, из чего Макаров сделал вывод: события, показанные Паулиной, действительно имели место, но произошли не с ней, а скорее с кем-то из знакомых ее мужа, и сама Паулина подобных действий не одобряла.
Все вежливо похлопали, после чего пришла очередь Даши, выступление которой Макаров ждал с неожиданным интересом. Эта молодая женщина вообще привлекала его внимание, причем интерес был чисто мужской, что казалось ему странным. Такой женский типаж никогда ему не нравился: слишком бледна, проста и печальна.
Макаров был уверен – она опять начнет разыгрывать что-то, связанное с мужской изменой, но Даша в очередной раз доказала, что может удивлять. Ее импровизация оказалась о выгнанной на улицу собаке, которая замерзала под снегом, но была подобрана добрыми людьми. А у ее бывшего хозяина в тот же вечер ограбили дом, потому что в нем не было собаки, способной предупредить о пробравшемся через открытое окно грабителе. Смешно, умильно, трогательно, не более.
Следующей по воле жребия стала Ольга, мать Ильи и Саши. Кстати, все то время, пока взрослые упражнялись в театральном мастерстве, девочка увлеченно что-то рисовала, не отвлекаясь ни на минуту. Когда кто-то случайно проходил мимо, она закрывала рисунок локтем, ограждая его от чужих взглядов. Странный ребенок явно был болен, но Макарова это не касалось, пусть делает что хочет.
Ольга вышла на сцену, опустилась на колени и начала неспешный рассказ, такой тихий, что, пожалуй, в него нужно было вслушиваться. Она явно не заботилась о том, хорошо ли ее слышно в дальних рядах партера. Казалось, она вообще думала не о зрителях, а только о том человеке, к которому обращалась в своем монологе. Чем дальше Макаров слушал, тем страшнее ему становилось, потому что разговор, которому он был свидетелем, велся словно у разверстой могилы.
– Я виновата перед тобой. Не было ни минуты, чтобы я не помнила о том, как сильно виновата, – с завораживающей монотонностью говорила Ольга. – Когда мы идем на те или иные поступки, мы очень редко думаем о последствиях. По крайней мере, я совсем не думала о том, что, возможно, тебя убью. Я была уверена, что все отлично придумала: я спасу себя, а тебе от этого не будет никакого урона. Больше того, я была уверена, что ты никогда не узнаешь о моем обмане. О, сколько раз впоследствии я проклинала эту свою самоуверенность! Но факт оказался фактом. Я убийца. И от этого мне никуда не уйти. Я могу прожить еще сорок лет или даже пятьдесят. И все равно буду помнить про то, что я тебя убила. И это знание – самое большое наказание, которое только можно придумать. Никто не может наказать меня больше, чем я сама. Иногда мне интересно, простил бы ты меня, если бы не умер? И мне больно от того, что никогда я не получу ответа на этот, казалось бы, простой вопрос. Мне было бы проще жить, зная, что ты меня простил. Или нет. Но все равно проще. Абсолютное знание – это благо, которого я лишена, потому что наказана. А сама я себя не прощу никогда. Mea culpa. Так это называется. Mea culpа.
Макаров чувствовал, как у него волосы встают дыбом, – в прямом смысле, что обычно служило сигналом тревоги. Что это – признание в убийстве Голдберга или мастерски разыгранная импровизация, уходящая корнями в какое-то давнее преступление, не имеющее к происходящему здесь ни малейшего отношения? В том, что преступление было, Макаров даже не сомневался.
