Даша соскочила с полки, как была, голая, выскочила из сауны в комнату, натянула халат, схватила телефон и посмотрела на часы. 21:32. Неужели так мало? Ей показалось, что они с Женей провели в бане целую вечность.
Он появился на пороге, тоже совершенно обнаженный и ничуть этого не стесняющийся. Даша украдкой осмотрела мужчину, с которым только что самозабвенно занималась любовью: среднего роста, коренастый, с коротковатыми и немного кривыми ногами, волосатый, с широкой грудью и крепкими бицепсами. Не принц, нет. Но отчего-то при взгляде на него Даше отчаянно захотелось снова вернуться в уже начинавшую остывать сауну и оставаться на узкой полке до утра. Бесстыжая, как говорит мама. Совершенно бесстыжая!
– Сейчас всего полдесятого, – виновато сказала она и протянула Жене телефон, чтобы он мог убедиться в этом своими глазами.
– Да? – удивился он. – Я был уверен, что больше. Но это хорошо, просто отлично! До того как обитатели усадьбы отойдут ко сну, я успею раздать им необходимые инструкции, а потом мы все-таки поговорим с госпожой Холодовой.
– Женя, я тебя уверяю, Катя тут совершенно ни при чем, – сердито сказала Даша. – Ну почему ты такой упрямый?
– Я не упрямый, а последовательный, – ответил он. – А следую я фактам, которые, как известно, вещь упрямая. И факты говорят, что твоя Катя – единственная оставшаяся подозреваемая.
– Да, но… – Даша замолчала, настолько невероятной была пришедшая ей в голову мысль.
– Никаких «но», – строго сказал Женя, – одевайся, нам надо идти.
Выйдя из бани, они разошлись по своим номерам, чтобы одеться. Затем Женя обошел всех обитателей дома, чтобы дать необходимые указания. В номере на первом этаже вдвоем ночевали Елизавета и Маргарита Романовна. Им следовало запереться в своей комнате и не выходить наружу ни при каких подозрительных криках и шумах, никому не открывать и откликаться только на голос Евгения Макарова.
– А если вас убьют? – с иронией в голосе спросила Елизавета Мучникова. – Как мы тогда узнаем, что можем выйти к завтраку?
– Если меня убьют, вам про это сообщит Даша, – подумав, сказал Женя, а Даша нервно вздрогнула, представив такую ужасную перспективу. – Но я вас уверяю, что убить себя не дам. У меня впервые за долгое время появилось ради чего жить. Вернее, ради кого. Вернее, это не важно.
– А ты не промах, – подмигнула Даше Елизавета. – Я всегда подозревала, что в таких тихих омутах водятся самые отъявленные черти.
На втором этаже в одной комнате ночевали Игнат и Настя, и за них обоих Женя был спокоен. В соседнем с ними номере оставалась Анна, и ей Женя тоже велел запереться изнутри, открывать только на звук его голоса и в случае опасности стучать Игнату в стену. Взять на себя охрану двух номеров Игнат был вполне в состоянии.
В люксе на третьем этаже жила Катя.
– Наверное, надо мне остаться у нее ночевать, – сказала Даша задумчиво. – Это же люкс, так что прикорну на диванчике в гостиной. Ты не переживай, мы тоже никому не откроем без твоей команды, а в случае возможной опасности я тебе сразу позвоню, обещаю. А ты можешь в моем номере остаться и дверь открыть, тебе все шаги по лестнице будут слышны. Все не на ней сидеть, она же всеми ветрами продувается.
– Плохой план, если принять во внимание, что твоя Катя – убийца.
– Нет, она не убивала Сэма, – горячо возразила Даша. – Жень, послушай, я только сейчас поняла, что…
– Тсс. – Он приложил палец к ее губам, и Даша сразу же послушно затихла. – Так, за Масловых я не переживаю, Роман все-таки мужик, свою семью сберечь сумеет, а если что, я подсоблю. Остается одна Паулина. Пожалуй, тебя я отправлю ночевать именно к ней. У нее, конечно, не люкс, дивана нет, но на двуспальной кровати как-нибудь разместитесь. Так, с этим все.
– А Катя? Она что, останется одна? – Даша с ужасом чувствовала, что в ее голосе слышны близкие слезы. – Женя, послушай меня, она ни при чем, и ей может грозить опасность! Пожалуйста, давай мы останемся у нее ночевать втроем: она, я и Паулина.
– Ладно, разберемся ближе к ночи. – Теперь Макаров говорил мягко, практически ласково. – А скажи, ты всегда так яростно защищаешь тех, кого любишь?
– Всегда, – сказала Даша сквозь зубы и все-таки заплакала. – А ты всегда не слушаешь, что тебе говорят? Пойми, я знаю, что…
Он снова не дал ей договорить, только теперь остановил поток срывающихся с губ слов поцелуем.
– Я внимательно тебя выслушаю, – пообещал Женя, – и обязательно приму во внимание все твои доводы, но только позже. А сейчас пошли к твоей Кате. Я бы, конечно, предпочел поговорить с ней наедине, потому что ты явно пристрастна, но ты же мне не позволишь?
– Ни за что, потому что это ты пристрастен, – горячо сказала Даша.
Ее мужчина засмеялся.
– Мне еще предстоит привыкнуть к тому, какая ты, – с невыразимой нежностью произнес он. – А пока пойдем.
В номере у Кати было сумрачно и прохладно. Темнота, впрочем, была объяснима – верхний свет оказался потушен, горел только торшер у дивана. А вот холод казался необъяснимым, потому что топили в усадьбе хорошо.
– Ты что, проветривала? – спросила Даша у сидящей в кресле с ногами Кати.
Видимо, до их прихода она сидела там же и сейчас, отперев незваным гостям, вернулась в кресло, свернувшись в уютный клубочек.
– Да, от духоты голова заболела, – ответила Катя, зябко кутаясь в шарф. – Дашенька, у тебя, я вижу, все хорошо? Ты прямо светишься. Неужели «Открытый театр» тебе все-таки помог?
– Ты мне помогла, Катенька. – Даша наклонилась и поцеловала приятельницу в прохладную гладкую щеку. – Ты мне все время твердила, что я достойна счастья, вот я и позволила себе в это поверить.
– Ну и славно. – Актриса печально улыбнулась. – Я очень рада за тебя. За вас, – поправилась она, бросив косой взгляд на бесцеремонно изучающего ее Женю. – А ко мне вы по какому делу пожаловали?
Даша расстроилась, что проницательная Катя так легко раскусила, что они действительно пришли по делу. Она чувствовала себя предательницей, злом ответившей на все доброе, но изменить ничего не могла. И как она будет жить, если с сегодняшнего дня в ее жизни не будет Екатерины Холодовой…
– Надо поговорить, Екатерина, – вступил в беседу Женя. – Скажите, когда вы поняли, что Сэм Голдберг – ваш отец?
– Что? – Катерина выглядела изумленной и уставшей, но вовсе не расстроенной. – С чего вы взяли эту глупость? Ну, конечно, этот американский господин не имеет ко мне и моей семье никакого отношения.
– Катерина, послушайте меня. А ты, Даша, пока помолчи, – жестко сказал он, видя, что она пытается что-то сказать. – Вы – одна из четырех женщин в этом доме, которая по возрасту годится в дочери Голдберга и его возлюбленной, Жаворонка. Трех других мы уже проверили. Так что, кроме вас, подозревать некого.
Он был не прав, и Даша знала это со всей очевидностью, но решила пока не вмешиваться. Ему же будет хуже, когда все выяснится.
