– Я выйду. Тут ледник, как в проклятом холодильнике.
Не слушая возражений Мамы Гасо, Муни выходит на улицу и захлопывает за собой дверь.
Сейчас температура воздуха сорок три градуса в тени, и солнце палит выжженную землю. Вокруг ничего, кроме пыли и пожухлых остатков желто-коричневой травы. Несмотря на суровый вид, пустыня согревает суховеем ее кожу, и закоченевшие в холодном трейлере суставы понемногу отходят. Муни потягивается, потом берет в руки подходящий плоский камень, чтобы отогреть пальцы. Он такой горячий, что на нем можно что-нибудь испечь, но приятный на ощупь, и она с удовольствием растирает им колени и локти. Хочется закрыть глаза, но она не решается, потому что знает, что увидит.
Их трое. Они потные и грязные от ходьбы по жаре и ночевок на холодной земле. Опекунша послала ее собирать стручки мескитового дерева для муки, поэтому Муни взяла полотняный мешок и ушла в пустыню еще до того, как солнце показалось из-за гор, надеясь закончить работу до дневной жары. Муни слушает плеер и ни на что не обращает внимания, глядя только себе под ноги, и вдруг поднимает голову и видит, что ее окружили. И некому услышать крик о помощи, кроме насильников, а остальное Мама Гасо требует выбросить из головы.
Через несколько часов ее находит пограничный патруль и сажает в машину. Муни очень хочет забыть, перешагнуть через это и «жить дальше», но городские сплетники, видевшие, как ее провожали к врачу, этого не допустят.
– 3 –
Через две недели Муни узнает, что она вампир.
– Потаскуха.
Муни направляется в магазин Circle K недалеко от Мэйн-стрит. Уже два часа дня, на улицах полно народу, и даже если они с ней не общаются, в их присутствии можно себя почувствовать в безопасности, насколько это возможно после случившегося. Покой нарушает едкий выпад какой-то незнакомки. Муни вздрагивает и чуть не спотыкается.
– Что?
– Что слышала, – огрызается девчонка на пару лет младше нее, вроде из местных, но незнакомая.
Муни ничего о ней не знает, даже имени, но девчонка, очевидно, воображает, что знает о Муни все. Несмотря на невыносимую жару, девчонка одета, как большинство людей в резервации: в джинсы и клетчатую рубашку с длинным рукавом к которой пришпилен бейджик с именем «Понка» и логотипом местного кафе. Муни отказывается следовать нелепым традициям и выбирает легкие шорты цвета хаки до колена и футболку с нарисованным динозавром.
– Потаскуха, – повторяет другая девушка, будто одного раза недостаточно, чтобы оскорбление запало Муни в душу.
С ней еще одна девушка того же возраста и двое парней постарше. Парни косятся в ее сторону и оглядывают с головы до ног. Она словно читает их грязные мысли и краснеет от унижения.
– Я тоже не прочь поразвлечься, – глумится тот, что пониже ростом.
У него темная от загара кожа и висящие сосульками черные волосы до плеч. Муни пытается напомнить себе, что в городе много добрых людей, но этот парень явно к ним не относится, его друзья тоже.
– Говорят, ты всем мексиканцам даешь. Ну а своим-то теперь сам бог велел.
Муни оцепенела и потеряла дар речи, не зная, что ответить. Они противно смеются, и второй парень, самый высокий из них, с ухмылкой направляется к ней.
– Иди ко мне, детка.
Не давая Муни опомниться, он хватает ее за руку и тянет к себе, а другой рукой вцепляется в косу у самой шеи, так что даже голову не повернуть. Она охает, уткнувшись носом ему в шею и чуя запах пота, земли и пустыни, такой же, как от… Муни открывает рот и впивается зубами в его шею.
Он орет, как ошпаренный кот, отшвыривает ее и зажимает рану рукой.
– У тебя кровь течет, – пронзительно вопит Понка.
Она и другая девушка, разинув рты, переглядываются, потом обе смотрят на Муни. Их лица словно ожившая картина Мунка «Крик».
– О, Господи, да она тебя укусила!
Первый парень словно хочет что-то сказать, но потом передумывает, и вся компания обступает раненого друга и смотрит на Муни с неприкрытой ненавистью. Муни делает шаг вперед, но не слышит свое шипение, пока все они не пятятся от нее. Через мгновение они разбегаются, словно перепуганные зайцы, а она стоит и смотрит им вслед, удивляясь, что же, черт возьми, только что произошло.
– 4 –
До сих пор Муни никогда не думала, что такое может с ней произойти, хотя новости слышала, да и как не услышать, если кругом только об этом и твердят. О чем там только не вещали: статистика, прогнозы, сообщения о нападениях, сопровождаемые иногда ужасными фотографиями. Она лишь невольно прислушивалась к этим сообщениям с каким-то нездоровым интересом, как бывает, когда по телевизору и радио начинают без конца вещать о каких-нибудь катаклизмах вроде урагана или серьезного лесного пожара. Слушаешь, потому что попросту не можешь оторваться. Если задуматься, не так уж трудно понять, где она подцепила эту заразу…
Майкл Фэйн, «нулевой пациент», работает в «Старбаксе», он бариста. Муни заходит сюда после бесконечных блужданий по Нью-Йорку. Муни вспоминает его сейчас, потому что тогда он ей показался красавчиком, словно фотомодель из журнала, но в то же время каким-то… странным, рассеянным, как бывает, когда еще держишься на ногах, но уже нездоровится.
Ничего особенного она в нем не заметила, хотя, стоя в очереди и наблюдая за ним, – красавчик, как-никак, – она заметила, как он пару раз непроизвольно потирал рукой подбородок. Очевидно, этой мелочи было достаточно для незримой передачи вируса обычным воздушно-капельным путем.
Она тысячу раз видела его по телевизору с тех пор, как он стал знаменитым первым вампиром. Старуха уверяла, что стоит только съездить развеяться, и все как-то наладится, но ничего подобного. Муни стоит в очереди, где людей больше, чем служащих в гастрономе ее родного города, и ждет, когда же все начнет «налаживаться». Поможет ли этот огромный город забыть о несчастье или о том печальном факте, что теперь она стала еще большим изгоем, чем раньше.
Уж конечно ей не помогут ни шоппинг, ни выставки, ни культура. Здесь она чужая, это точно. Муни недоступны ни шмотки, ни музеи, ни всякие цацки – любимое слово ньюйоркцев. Ведь на всем, кроме откровенной дешевки и ерунды, стоят заоблачные цены. Даже холодный ванильный кофе-латте, который она покупает, – это неслыханная роскошь. Дома она купила бы целую банку кофе дешевле, чем это претенциозное варево из фирменного кофе с ароматизаторами.
Все всегда признавали, что старая опекунша Муни умна, как лиса или gaso, поэтому ее так и прозвали. Мама Гасо не одобряет ни одного поступка Муни: от одежды до ее отношения к белым – «пора уже привыкнуть», – или к отказу от своего настоящего имени – Веги Машат. Имя в переводе звучит круто: «Красная луна», но на вкус Муни уж слишком старомодно. Может, Мама Гасо считает, что она отчебучит что-нибудь типичное для бунтующего подростка – свяжется с каким-нибудь парнем, уйдет к нему, будет пить и ширяться, откажется возвращаться домой. Как бы там ни было, Муни уверена: Мама Гасо не планировала, что ее подопечная вернется в резервацию тохоно-оодхам подцепив вирус, из-за которого весь мир стоит на ушах и который активировал какой-то загадочный участок ее ДНК. Вот незадача.
