Муни снова смеется.
– Сюрприз!
Потом они долго молчат. Не дождавшись ответа, Муни недовольно качает головой.
– Значит, придется вас просветить. Вампиризм – это не зараза, понятно?
– Но ведь это вирус, верно? Значит…
– Это другое, – с бесконечным терпением объясняет Муни. – Тот вирус, о котором все говорят, не вызывает болезнь. Просто у некоторых активируются древние фрагменты ДНК. Со многими людьми вообще ничего не происходит. У очень немногих, как я, что-то внутри меняется и превращает их в тех, кем были их предки тысячу лет назад.
Делгадо фыркает:
– Ты думаешь, я поверю? Где доказательство?
Муни спокойно смотрит на него.
– У меня доказательств найдется побольше, чем у вас опровержений.
Не давая ему возразить, она подходит еще ближе и широко открывает рот. Как ни странно, ей это приятно. Челюсть опускается, губы растягиваются, и она чувствует, как шевелятся новые клыки, тянутся к человеку, стоящему перед ней. В этом есть нечто эротическое, и она не испытывала прежде ничего похожего. Оно наполняет ее предвкушением и отдаленным… покалыванием в животе, которое через мгновение оказывается голодом. Муни вздрагивает, вдруг осознавая, что забыла, когда в последний раз ела.
Вдруг Муни чувствует запах, исходящий от шефа Делгадо. Довольно приятный – остатки выветрившегося «Олд Спайс» и свежий пот с примесью ванильного смягчителя ткани от поношенной формы.
У шефа есть собака, а когда он утром целовал жену на прощание, она положила голову ему на плечо и обняла – от волос остался аромат шампуня, а от рук – запах того, что они ели на завтрак: чорисо
[6] с бобами и жареный хлеб. В целом, выходит заманчивое сочетание, и в памяти всплывает вкус крови парня. Внезапно разыгрывается такой аппетит, что Муни едва не пускает слюни и облизывает острые выступающие резцы – ее клыки.
– Господи!
Шеф, спотыкаясь, пятится, но буквально через пару шагов упирается в стену, и дальше деваться некуда.
Такого расстояния достаточно, чтобы прийти в себя, и Муни улыбаясь закрывает рот.
– Да вы не беспокойтесь, – говорит она. – Вас я кусать не собираюсь, честное слово.
Мама Гасо стоит как вкопанная на кухне, лицо застыло, но ее глаза ярче, чем обычно, такого блеска в них Муни еще не видела – такое бывает от страха. Делгадо прикладывает титанические усилия, чтобы вернуть самообладание, обрести контроль над ситуацией. Но Муни понимает, что это бесполезно. Это так же ясно, как то, что солнце встает из-за гор на востоке. Ему она уже никогда подчиняться не станет. И никому другому.
– И что теперь?
Муни удивленно поднимает бровь.
– Простите?
Ее слух тоже обострился, и она слышит, как он сглатывает.
– Что ты собираешься теперь делать? Ведь ты же не можешь оставаться здесь. Поэтому…
Он умолкает.
Муни хмурится. Она понимает, к чему он клонит, но, как ни странно, страха совсем нет.
– Это еще почему?
– Ну, ты же… это самое. Если у тебя такая болезнь, то ничего хорошего в этом нет. Тебе надо поехать куда-нибудь полечиться.
Он сам понимает, что запутался. Мама Гасо все еще не сдвинулась с места, но Муни чувствует, как растет напряжение. Наверняка она на стороне Делгадо, а не собственной подопечной. Как всегда.
– Я не больна, – очень медленно произносит Муни, словно объясняя это растерянному ребенку. – Я изменилась, и все. Идти мне некуда. Даже если бы было, я никуда не собираюсь. Да, я закончила школу в мае, но мне только семнадцать, помните?
Она смотрит на Маму Гасо, но не ищет поддержки, просто хочет убедиться, что старуха понимает, о чем Муни говорит.
– Мне предстоят три года учебы в колледже Тохоно-оодхам. Занятия начинаются в следующем месяце. Я с нетерпением их жду.
Она перестала улыбаться после вопроса шефа полиции, но теперь снова расплылась от уха до уха, скаля клыки. Пусть все видят, и Мама Гасо тоже.
– У меня впереди большое будущее, шеф Делгадо. И это мой родной город.
– 6 –
Первый раз ее рвет прямо перед уроком геологии.
Сегодня у нее все впервые: первый день в колледже, первый урок, первый раз в жизни ее рвет. По иронии судьбы она стала жертвой перемен в организме, вызванных вампирским вирусом, хотя раньше не знала, что такое болезнь, даже не представляла. Многие таким хвастают, но на самом деле это брехня: у каждого в детстве было полно болячек – от назойливого насморка до загноившихся царапин. Но у Муни вообще такого не было – ни простуд, ни инфекций… Ни единого намека на жар или головную боль, и поэтому она пугается бурления в животе, так резко подкатывающего к горлу, и едва успевает добежать до туалета, который находится по коридору за углом.
Она отплевывается, скрючившись над унитазом.
– Что за черт? – спрашивает она себя вслух и ее снова рвет. Дальше все идет как по заколдованному кругу: ее рвет, запах и вид рвотных масс в унитазе вызывает новые позывы. Желудок выворачивает снова и снова, пока в нем ничего не остается, кроме судорожных сокращений мышц и тонкой ниточки слюны с примесью желчи, тянущейся изо рта к потемневшему фаянсу.
– Гадость, – пытается сказать она, но сил хватает только на шепот.
Она и не подозревала, что из нее может выйти так много, и судя по кусочкам курицы и белой фасоли вперемешку с жеваным пончиком, там оказался и сегодняшний легкий завтрак, и почти все, что вчера удалось проглотить за ужином.
Колледж крохотный, корпуса ненамного больше трейлера. Муни заперлась в одной из двух кабинок в женском туалете. Когда она ворвалась, другая кабинка была занята. Сейчас Муни слышит, как женщина моет руки, возится над раковиной, разыгрывая целый спектакль, притворяясь, что поправляет макияж, но Муни понимает, что для их маленького городка это целое событие, и та другая просто сгорает от любопытства, «Кто же эта Блюющая Девка» – вот прямо так, с большой буквы. Проходит несколько минут, и наконец – наконец! – невидимая любопытная студентка уходит, боясь опоздать на урок. Только тогда Муни выпрямляется, открывает кабинку и ковыляет к раковине.
Собственное отражение в зеркале ее ошеломляет.
Она ожидает увидеть бледное изможденное лицо – типичный образ больного, навеянный постоянно включенным телевизором в трейлере Мамы Гасо, который словно стал неотъемлемым атрибутом их никчемного существования. Но ее лицо так и пышет здоровьем – сияние ясных черных глаз, румянец на смуглых щеках, а пунцовые губы так лоснятся, будто накрашены блеском для губ. Муни расправляет плечи и отходит от раковины, вдруг понимая, что чувствует себя чертовски здорово благодаря тому, что избавилась от съеденного за последние восемнадцать часов. И что ей страшно хочется есть.
