Не обращая внимания на голод, она идет на занятие. Опаздывает, но это первый день, и даже в группе из восьми студентов царит неразбериха, поэтому преподаватель ничего не замечает. Если девица, которая была в туалете, тоже здесь, вряд ли она сопоставит тяжелобольную незнакомку в туалете с пышущей здоровьем Муни.
Утром у нее только две пары, но до большого перерыва, когда можно сходить в кафе «Папаго», проходит словно целая вечность. Она берет четыре порции тако с говядиной, которые год назад просто обожала, а сейчас ее просто воротит от сыра и специй. Она съедает ихчерез силу, надеясь, что они не попросятся обратно посредине урока по малому бизнесу. Если все пройдет нормально, то первый учебный день закончится.
И следующие три недели такой порядок становится нормой новой жизни, пока она не соображает, что беременна.
– 7 –
Пока Мамы Гасо нет дома, Муни сбрасывает с себя одежду и осматривает обнаженное тело в зеркале ванной комнаты.
Десять недель.
Это не прикидка, она слишком хорошо помнит тот день в пустыне, тот самый день, когда трое мексиканцев бросили ее, избитую, истекающую кровью, в пустыне. Само собой, они забрали всю воду, рассчитывая на то, что она погибнет от жары и жажды. Наверное, так и случилось бы, если бы ее на обнаружил пограничный патруль. Она выслушала врача и психолога, к которому тот рекомендовал обратиться, и все равно решила поступить наперекор всему, что они ей насоветовали.
Первое знакомство с сексом обернулось насилием, болью и жестокостью. Муни хотелось обо всем забыть. Но, очевидно, это сделать ей не суждено.
Десять недель.
Три недели назад начался первый шестнадцатинедельный семестр ее учебы в колледже, а изнасиловали ее два с половиной месяца назад. А на вид как будто месяца четыре. Очень странно, мягко говоря.
На первый взгляд у нее все еще привлекательная талия. С волосами до бедер и гладким лицом она ничем не отличается от других подростков. Но если взглянуть сбоку – животик тут как тут, начинается тремя дюймами ниже грудины и аккуратно закругляется выше паха. На этом сроке у большинства женщин живот вообще незаметен, а тем, кто хочет, чтобы на них обратили внимание, приходится его специально выпячивать.
Она наклоняет голову, приблизившись к зеркалу, потом перекидывает волосы через плечо и рассматривает их. Одним животом странности не ограничиваются.
Волосы изменили цвет или… что? Теперь на волосах какой-то интересный рисунок, словно они выгорели от солнца, но по определенному шаблону, который, если присмотреться, симметричен – с перемежающимися пятнами темного и светлого коричневого цвета. Она пытается рассмотреть поближе, но от этого все только путается, и ей начинают мерещиться какие-то причудливо вытянутые прямоугольники.
Она трет глаза и отступает как можно дальше от зеркала, насколько позволяет ванная размером в чулан. Потом Муни замечает ручное зеркальце в корзине на бачке унитаза. Муни поднимает зеркальце и поворачивается так, чтобы разглядеть затылок, обнаружив еще один сюрприз, которые теперь, кажется, появляются один за другим.
– Ты чем тут занимаешься?
Муни аж подпрыгивает от скрипучего голоса Мамы Гасо.
– Что это ты вдруг растелешилась?
От старухи пахнет потом и пустыней, Муни поворачивается к ней лицом, не стыдясь наготы и даже не пытаясь прикрыться.
– Себя рассматриваю.
– Эка невидаль, – отвечает старуха.
Не дожидаясь ответа на свое двусмысленное замечание, опекунша протискивается мимо Муни по узкому проходу и вдруг замирает.
– Боже, девочка. Да ты беременна!
Поскольку Муни уже не удивить, она отвечает:
– Очевидно, да.
– Кто же…
– Ты что, издеваешься? – ледяным тоном прерывает ее Муни. – Ты когда-нибудь видела меня с парнем? В этом городе со мной никто даже не разговаривает, не то, чтобы встречаться.
Мама Гасо опускает голову и проскальзывает мимо Муни в спальню. Муни слышит, как та откладывает сумочку и переодевается в свежую блузку. Муни кладет зеркало и надевает джинсы, футболку, зачесывает назад волосы и закручивает их в узел на шее. Муни не боится – она знает, что всему свое время. Сейчас не лучшее время показывать, что на широкой пряди волос от шеи до самых кончиков появился узор как у гремучей змеи.
– К врачу бы тебе надо, – устало замечает мама Гасо, понизив голос.
Муни хмурится.
– Не хочу, – говорит она. – Я хорошо себя чувствую.
– Ты же беременна. Никуда не денешься, надо же что-то… с этим делать.
У Муни так резко и сильно вспыхивают щеки, что она отшатывается в сторону ванной и не сразу понимает, что ее охватил гнев, нет, даже ярость. Муни тут же бросается к двери спальни Мамы Гасо, загораживая проход и отрезая старухе путь к отступлению.
– Что значит «никуда не денешься»? – с трудом выдавливает она. – И «с этим»?
Сердце стучит так бешено, что она ощущает, как бьется жилка на шее, и в картинка перед глазами подрагивает с каждым ударом. Она еще никогда в жизни не чувствовала такой ярости, даже после изнасилования, когда психолог уговаривал излить свой гнев за то, как с ней обошлись, чего ее лишили. Получается, один из них дал ей что-то взамен, и ей вдруг захотелось сохранить «это», как выразилась старая стерва, стоящая перед ней. Да, это плод насилия, но это ее дитя, и она станет оберегать его даже ценой собственной жизни.
Мама Гасо поднимает глаза, но пренебрежение на ее лице исчезает, когда она видит выражение лица Муни. Мама Гасо столько лет говорила все, что думает, чего уж тут осторожничать. И все же ей не удается скрыть дрожь в голосе.
– Аборт, – отваживается она и добавляет, видя, что Муни молчит: – Ты ведь понимаешь, что так будет лучше? Мало того, что забеременела после изнасилования, так еще и превратилась в…
Судя по всему, Мама Гасо не в силах выговорить это слово, поэтому фраза повисает в воздухе.
– Это называется «вампир», – говорит Муни. – Попробуй. Произносится так: «Вам-пир».
– Издевками делу не поможешь. Ты не ответила на вопрос.
– Я оставлю ребенка, – язвительно сообщает Муни.
Мама Гасо смотрит на нее и пожимает плечами.
– Дело твое. Ну раз уж решила смолоду жизнь поломать, хотя бы ребенка пожалей, чтоб был здоров. – Она умолкает, давая Муни время обдумать слова, потом добавляет. – Если с тобой этот вирус такое сотворил, кто знает, что станет с ребенком.
Мама Гасо нерешительно шагает вперед, и Муни ее пропускает, невидящим взором глядит, как та ковыляет в гостиную, включает телевизор, достает из холодильника кастрюлю с остатками фасоли с говядиной и ставит разогревать обед. Ярость угасла, и теперь голова пухнет от внезапно навалившихся раздумий, мечущихся туда-сюда, оставляя кровоточащие ранки.
