После долгого молчания он наконец советует:
– Тебе нужно ехать туда, где есть возможность получить помощь, например, в Тусон или Финикс. Не знаю, было ли у них что-то подобное или нет, но, в любом случае…
– Из Селса я не уеду, – обрывает его она. – Идти мне некуда. Никто меня не примет, вы знаете. К тому же в январе мне исполнится восемнадцать, на меня перестанут выплачивать пособие, и Мама Гасо выставит за дверь. А страховки у меня нет.
Кроме этого в голове у Муни вертелось множество других мыслей, таких же раздумий, какими, наверное, постоянно заняты все взрослые – забот выше крыши, ответственность, бесконечный выбор «если… тогда» и так далее. Ей больно выкладывать все это человеку, который для нее чуть больше, чем незнакомец, но он должен понять причину. Она недостаточно хорошо с ним знакома, но в предстоящие месяцы он может стать единственным, кто ее поддержит, даже если не одобряет ее выбор.
– Ничего не могу обещать наверняка, но можно попробовать добиться лечения за счет государства.
Муни чувствует, как кровь приливает к щекам и учащается пульс. Усилием воли она заставляет себя сдерживаться, не давая разгореться ярости, как в тот раз, когда Мама Гасо обозвала ее будущее дитя «этим». Врач просто предлагает варианты без особых раздумий. То, что происходит с Муни, оказалось для него двойным сюрпризом, так что все осмыслить ему было просто некогда. По крайней мере, так она себе это объясняет, и этого достаточно, чтобы охладить пыл, привести пульс в норму – плевать, значит ли для нее это сейчас хоть что-то или нет.
– Нет, – наотрез отказывается она. – Это все равно, что завещать свое тело на благо науки. Меня запрут в каком-нибудь медицинском учреждении, и один Господь знает, что со мной будут делать ради поисков «лекарства». Вы видели панику и слышали эти сумасшедшие истории. Сначала их передают в новостях ради сенсации, а на следующий день опровергают, мол, слухи не подтвердились, но уже поздно. Все равно что выложить на «Фейсбуке» свою фотографию, где ты нагишом, а потом убрать. Слово не воробей, вылетит – не поймаешь, – несколько секунд Муни молчит, потом тихонько добавляет: – Доктор Гуарин, а вы представляете, что сделают с моим ребенком ради науки?
У него на лице мелькает странное выражение, но Муни успевает заметить. А еще, как ни странно, чует новый запах, выброс феромонов, сигнализирующих о страхе. Страх за нее? В таком случае, это первый намек на сочувствие за все время ее жизни в Селсе. Он снова смотрит в бумаги, лежащие на столе, поднимает один лист, просматривает, потом еще один и еще.
– Я не знаю, что предложить тебе от тошноты, – снова говорит он. От следующих слов она удивленно поднимает брови, но он не поднимает глаз от бумаг, а значит, говорит абсолютно серьезно. – Ты когда-нибудь пробовала непрожаренное мясо? Почти сырое? Совсем сырое рекомендовать не могу, это противоречит всему, чему меня учили. Но твой обмен веществ, и то, о чем я читал в научных журналах… Похоже, все указывает…
Он умолкает, но продолжать и не нужно, Муни и так понятно.
– Нет, – отвечает она. – Не пробовала. Еду покупает Мама Гасо, она же получает на меня пособие. Деньги небольшие, так что мы не особо шикуем. И на карманные расходы мне мало перепадает.
Доктор Гуарин кивает.
– Я все понимаю, но ей придется пересмотреть твою диету. Муни, ты на грани истощения. Чутье подсказывает, что с обычной едой ты не получаешь всего необходимого. Если так будет продолжаться, то ребенку не будет хватать питательных веществ. Может случиться выкидыш или того хуже.
– Хуже?
– Ребенок может родиться недоношенным, недоразвитым, даже уродцем. Я не знаю. Но не стоит испытывать судьбу. – Он наконец поднимает на нее глаза. – Необязательно покупать бифштекс.
Можно какие-нибудь гамбургеры, что угодно. Как можно более сырое, с минимальной тепловой обработкой. – Он складывает бумаги в папку с ее именем, закрывает и проводит пальцем по настольному календарю. Потом берет карандаш и пишет ее имя. – Приходи на прием через две недели, если до этого не станет хуже. Просто забеги после занятий. И помни…
– Мясо с кровью, и побольше.
– 9 –
Случай с кроликом происходит так быстро, что Муни не успевает даже опомниться, как все уже кончено. Муни даже не ожидала, что Мама Гасо начнет так стараться. Муни думает, что старуха проигнорирует рекомендации доктора Гуарина, ведь красное мясо такое дорогое, а деньги – это основа их существования. Муни считает, что опекунше плевать на ее здоровье, и уж конечно ей нет дела до вампиренка, или как там она и другие старые кошелки теперь его называют. Но, невзирая на личное мнение Мамы Гасо, на следующий день после того, как Муни озвучила рекомендации врача, в холодильнике появляется большая упаковка дешевого говяжьего фарша, и у Муни на тарелке каждый раз появляется мясо. Как и предложил доктор Гуарин, никаких изысков, слегка обжаренная котлета, в четверть фунта, с кровью внутри.
Поначалу кажется, что это хорошо, лучше, чем было… но все-таки этого мало. Мясо ей нравится, но вот кровь – Муни трудно в этом признаться – гораздо вкуснее. Она не сразу ее глотает, а долго смакует, перекатывая во рту, подавляя рвотные позывы, когда приходится есть гарнир. После еды ей становится лучше, особенно если есть одно мясо, не притрагиваясь к остальному: бобам, рису, хлебу. В конце концов Мама Гасо не кладет больше на тарелку ничего, кроме мяса. Не чудесное исцеление, но практически сразу Муни начинает понемногу прибавлять в весе. Она больше не голодает, не бродит как тень, которая наблюдает, как тело пожирает само себя, но живот при этом все растет.
Так вот, о кролике.
За три дня до назначенной консультации у доктора Гуарина Муни возвращается домой из колледжа, и дорогу ей перебегает кролик. Сначала она видит мелькнувшее серое пятно в четырех футах от себя…
И вдруг уже впивается ему в шею.
Рюкзак валяется в пыли, где она его уронила. А она стоит на обочине, вцепившись в кролика, как измученный сорокаградусной жарой ребенок во фруктовое мороженое. Во рту что-то солоноватое, густое, словно горячая подливка, с сильным металлическим привкусом – такого пробовать ей еще не доводилось Кровь стекает в горло, заполняя пустоту, которая ждала ее месяцами, и этот вкус не похож ни на что.
Вкуснее этого она ничего в жизни не ела.
Ноздри щекочет кисловатый звериный запах, и Муни плотнее зарывается лицом в шерсть, сильнее вгрызается в плоть. Он бьется у нее в руках, и от этой агонии, возможно, от выброса адреналина, пахучая жидкость, стекающая в горло, становится еще вкуснее.
Муни не помнит, как быстро высосала зверька досуха, кажется, всего за секунды. Оторвавшись от его горла, она чувствует покалывание на губах, языке и в руках, а осязание на кончиках пальцев становится настолько острым, что она буквально ощущает сквозь шерсть, как остывает маленькое тельце.
Она смотрит на него, потом швыряет в сторону пустыни на поживу падальщикам, спокойно наблюдая, как от легкого взмаха руки он отлетает на добрых сорок футов и исчезает в густых зарослях.
