Дверь в комнату мальчиков была в десяти футах перед ним. Шаги на крыше прекратились, но тут поднялся ветер, дом заскрипел и закряхтел, не давая услышать необычные звуки.
– Дорогая, как ты там? – прошептал он.
– Лучше некуда, – съязвила она.
Тоже самое она говорила ему в их медовый месяц, когда он таких дров наломал, что довел ее до слез.
– Еще кто-нибудь из них подошел?
– Небо черное как смоль, – ответила она. – Если вороны и летают, их все равно не видно.
Артус не разобрал, шутит она или нет. Кажется, она не боится так, как он. Но она-то не видела в сарае Билли с безумной улыбкой, словно он упивался вкусом человеческой крови. А его глаза с красным блеском при свете фонаря…
«Черт бы побрал этого Билли и все его проклятое племя сердцеедов. Я ему приготовил «трубку мира» двенадцатого калибра». Сердце Артуса гулко билось, пока он крался по коридору, стараясь не вспоминать, что по телевизору говорила про вампиров та японка.
Если Билли – вампир, может, нужны серебряные пули и осиновые колья, или еще что-нибудь?
Но Артус в вампиров не верил. Здесь, в Южных Аппалачах, есть только две причины для беспокойства – вороны-пересмешники и правительство.
Дверь была перед ним. Не заперта. Протяни руку и поверни ручку – только и всего. Но он не мог себя заставить.
Он снова слышал шаги, но даже сквозь шум ветра в деревьях разобрал, что шагали не по железу, а по деревянному полу.
Дверь затряслась.
Должно быть сквозняк. Окно, наверное, открыто.
Дверная ручка повернулась, и дом, казалось задрожал от осеннего ветра.
Артус даже повернуться не мог, не то, что бежать – его ноги словно превратились в узловатые столбы из акации и завязли в каменистой почве. Дробовик в руках будто налился свинцом, в горле пересохло, грудь сдавило. Сердце бешено колотилось о торчащие ребра как птица в клетке.
Дверь приоткрылась вовнутрь, и в проеме виднелась лишь темнота. Артус пытался вспомнить те байки, что бабушка Стойкого Оленя рассказывала на ярмарке. В них говорилось о том, как одолеть ворона-пересмешника. Она сказала, что убить их могут только шаманы, а чего еще от нее было ожидать? Мол, убьет и бледнолицый с юридическим образованием?
А что, дробовик – тоже народное средство. Уж лучше старый добрый ствол, чем эти пляски с бубном и совиные перья.
Бабушка рассказывала, что ворон-пересмешник приходил в дома слабых людей и отбирал их оставшиеся дни, украв у них сердце. Артус с повышенным давлением и диабетом не мечтал о долгой жизни, но уж голыми руками его не возьмешь, черт побери. Дверь открылась еще на дюйм шире, и дом содрогнулся от неожиданного порыва ветра. Хлопали ставни, и противно скрежетал лист ржавой жести.
Интересно, что там происходит снаружи? Кто там подходит – вороны-пересмешники, вампиры или просто индейцы? Вряд ли Бетти Энн сумеет удержать их. Не сумеет.
Жена-тихоня – это, конечно, хорошо поначалу, когда он устанавливал свои порядки, а она повиновалась или получала удар по почкам, если требовалось проучить. Женщины, в некотором роде, те же индейцы: всегда хотят получить больше, чем заслуживают, или равноправия, которого не заслуживают уж точно.
По крайней мере, тот, кто сейчас высунется из спальни, поймет, кто тут хозяин, или отправится прямиком в ад.
Дверь приоткрылась еще на пару дюймов, и Артус поднял ствол дробовика. Он казался тяжелее, чем обычно, и его сердце снова застучало и сжалось. Он сделал глубокий вдох, чтобы рука не дрожала, но это не помогло.
Октябрьская ночь вступала в свои права, горы будто разверзлись и выпустили древних богов. Земля задрожала под ногами. Свет вспыхнул и погас, и сердце на мгновение замерло.
Если проклятое правительство решит отключить свет…
Он нащупал пальцем двойной курок: если станет темно, он выстрелит целым облаком дроби вслепую, и что бы там ни скрывалось за дверью, его размажет по всей комнате, как лопнувший пакет супа.
Дверь открылась на шесть дюймов, оттуда высунулась смуглая рука, обычная на вид, если бы не черная земля под жуткими когтями.
«Ну же, старый дурак, стреляй!»
Но любопытство взяло верх, захотелось поглядеть, во что превратился индеец после встречи в сарае. Артус никак не мог поверить в то, что видел. Может, это была просто группа мексиканцев-мигрантов с ферм, где выращивают рождественские елки, которые напились дешевой дряни и обкурились? Может, Билли был наркодилером и раздавал наркоту из сумки?
А кровь? Как объяснить кровь?
Артус почувствовал, как в спину уткнулось что-то твердое и холодное в тот момент, когда дверь распахнулась настежь. Боль, пронзившая почку, затмила боль в груди, и дробовик в руке был бесполезен и тяжел, как сырое дубовое бревно.
Напротив, криво ухмыляясь, стоял Билли с черными, как у птицы, зрачками, белками с красными прожилками и двумя длинными клыками.
Но Артус не мог сосредоточиться из-за этой штуки, толкающей его в спину. Как ни трудно было оторвать взгляд от Билли, Артус все-таки оглянулся, повернув голову на тощей шее.
Бетти Энн со зловещим видом тыкала его в спину стволом ружья. Он никогда не замечал раньше, но у нее были голубые глаза, холодные, как глубокая зима, и мрачные, как лед на кладбище.
– Б-Бетти? – растерянно прошептал он.
Он перевел взгляд на Билли, чья кожа будто стала еще темнее в освещенном коридоре. Страшнее всего были глаза: глазницы, наполненные черным и красным, и ни малейшего проблеска белого.
«Подними ствол, старый дурак…».
Руки стали словно ватные, и он не смог даже приподнять дробовик и прострелить Билли колени, чтобы его остановить.
– Пристрели его, – прохрипел Артус, надеясь, что у Бетти Энн больше силы воли, чем у него, хотя он всегда ее защищал. Как хозяин. Как главный в доме.
Вместо этого, она еще раз стукнула его по почкам.
– Брось оружие, – приказала она ясным уверенным голосом, хотя стены вокруг них сотрясались.
– Что? – прошептал Артус, ноги у него подкосились, и он прислонился к стене. Дробовик стукнулся о пол. Артус попытался понять, что за огонь занялся в его груди.
Он скользнул по стене, сел на пол и ловил ртом воздух. Билли уже уходил по коридору, ступая беззвучно, словно парил по воздушному ковру.
Как ворон…
Артус посмотрел на Бетти Энн, и она наставила ружье на его лицо. Она держала ружье уверенно, словно хорошо умела с ним обращаться. Наверное, она тренировалась за его спиной. «За моей спиной…» Это было бы смешно, если бы не было так больно…
Шум на лестнице отвлек его от страданий, и он увидел остальных. Один из них был братом Стойкого Оленя, а пару других индейцев Артус не узнал. Зрачки их были такими же черными, как стеклянные детские шарики, отлитые во тьме веков.
