– Берите его, – закричала Бетти Энн, и она говорила не с Артусом.
Дробовик упал Артусу на колено. Мысли метались в голове, пока Билли и остальные окружили его.
Грудь пронзило словно раскаленным острием штыка, только что выкованного в кузне…
Кривая усмешка не сходила с лица Билли Стойкого Оленя, и его губы стали похожи на темный клюв…
Бетти Энн, как всегда, сохраняла спокойствие, и Артус засомневался, смотрел ли он на нее когда-нибудь по-настоящему за сорок лет совместной жизни…
Но он все вспоминал, что японка рассказывала по телевизору про вампиров. Хорошо, что у них вместо вампиров были вороны-пересмешники, потому что ему не хотелось после смерти превратиться в индейца-кровососа. Или чтобы его держали в стойле грязного индейца для кормежки, когда тот проголодается.
Потом Билли наклонился к груди Артуса за его измученным горячим сердцем, и тот задумался, как они поделят его украденные годы между собой и возьмут ли следом годы Бетти Энн.
Вокруг столпились другие индейцы, ожидая своей очереди. Бетти Энн отошла в сторону, уступая им место.
Но прежде, чем первый сердцеед добрался до сердца, Артус решил, что у Бетти Энн осталось много лет, и они, может, будут лучшими годами ее жизни.
А ему уж и так… недолго оставалось.
Мусор. Часть 6
Джонатан Мэйберри
– 25 –
12 октября, 22:33, Больница Беллвью.
Ноль дней до события В.
Добравшись до кабинета доктора Фельдман, Лютер Суонн рухнул в кожаное кресло для посетителей. Шмидт остался на ногах, сунув руки в карманы и подпирая плечом набитую до отказа книжную полку. Перед Элис Фельдман на столе лежала толстая папка.
– Кажется, есть зацепка, – сказала она.
На ее лице не было следов крови, но она заметно побледнела. «Интересно, – подумал Суонн, – что на нее подействовало сильнее – потеря крови или такой неожиданный поворот событий?»
Она постучала ногтем по папке.
– Здесь медицинские заключения по анализам Майкла Фэйна. Я их запросила факсом из Пресвитерианской больницы. Фэйна госпитализировали туда в марте прошлого года на два дня с симптомами лихорадки и острого обезвоживания из-за вирусной инфекции.
– Что за вирус? – спросил Суонн.
– I1V1.
– Ледниковый вирус? – выпалил Шмидт. – Я-то думал, что это выдумки.
Фельдман поджала губы.
– Что вам о нем известно?
– То же, что и всем, – ответил Суонн. – В новостях сообщили, что вирус происходит от тающих полярных ледников. Какой-то доисторический штамм. Распространился довольно быстро, и заболело много людей…
– Но никто не умер, – добавил Шмидт.
– …а потом все вроде утихло, – подытожил Суонн.
– Это сильно упрощенная версия, – подтвердила Фельдман. – I1V1 – это один из многочисленных новых, а точнее, старых вирусов и бактерий, которые попали в современную биосферу при таянии полярных ледников. Когда его выявили, медицинское сообщество сильно обеспокоилось, особенно вначале, пока не смогли установить источник вируса. Естественно, возникли опасения, что этот штамм выведен искусственно.
– Почему?
– Возможно, потому что появился на пустом месте, – предположил Суонн, – и резко отличался от любых известных видов.
Фельдман согласно кивнула.
– Как «свиной грипп» в 2009 году, тогда возникла угроза пандемии. Каждый день огромное количество людей в мире мигрирует.
– Самолетами, поездами, автомобилями, – сказал Шмидт.
– В 1918 году вирус «испанки» так широко распространился благодаря международным перевозкам. Большинство крупных вспышек инфекционных заболеваний, разросшихся до пандемий, можно связать с миграцией или перевозками товаров. – Фельдман положила руку на папку. – А случаи заражения вирусом I1V1 отмечены повсюду, на всех континентах. После изучения истории болезни Фэйна, я проверила данные и нашла, что количество инфицированных по всему миру гораздо больше, чем сообщают в новостях. – Она помолчала. – По самым скромным подсчетам Всемирной организации здравоохранения, симптомы, характерные для этого вируса, наблюдались у двадцати восьми процентов населения планеты.
– Боже праведный, – вздохнул Суонн.
– Центры по контролю и профилактике заболеваний дают цифру ближе к пятидесяти процентам.
– Но никто не умер, – настаивал Шмидт.
– У большинства людей симптомы были выражены слабо: насморк, головная боль и тому подобное, – сказала Фельдман. – Но летальные случаи несомненно были, детектив. Понятно, что большинство таких случаев происходили на территории стран третьего мира и маскировались симптомами обезвоживания. Но самое важное – после большинства таких заболеваний возможны осложнения, и центры по контролю и профилактике заболеваний и Всемирная организация здравоохранения их отслеживают.
– Какие осложнения? – спросил Суонн.
– Генетические нарушения, – сказала она. – А именно, возникновение генетических расстройств, которые не проявлялись у пациентов до инфицирования вирусом I1V1. У многих людей есть генетическая предрасположенность ко множеству заболеваний, но это никак не проявляется до поры до времени. Например, болезнь Паркинсона, серповидноклеточная анемия и другие заболевания развиваются не у всех к ним предрасположенных. Такое наблюдается практически в каждой семье, и по-обывательски называется «пропуском поколения», то есть генетическая предрасположенность имеется, но ген, ответственный за развитие симптомов, не активирован.
Я понятно излагаю?
– Да, – сказал Суонн.
– Вроде того, – отозвался Шмидт. – Представьте на минутку, что я коп, а не ученый.
Она снисходительно, почти сочувственно ему улыбнулась.
– Придется принять во внимание возможную справедливость гипотезы профессора Суонна о том, что феномен вампиризма может быть присущ нашему запутанному генеалогическому древу. Если отбросить самые странные и абсурдные аспекты преданий о вампирах, может быть, удастся составить перечень возможных симптомов даже при текущем уровне осмысления человеческой генетики. Вполне может оказаться, что потенциал вампиризма содержится в ДНК каждого человека.
– Мусор, – сказал Суонн.
– Точно, – подтвердила Фельдман.
– Что? – спросил Шмидт.
– Генетика, – объяснила Фельдман, – пока не может объяснить назначение многих участков человеческого генома. Термин «мусорная ДНК» введен в 1972 году Сусуму Оно, известным генетиком и эволюционным биологом. Одним из выдающихся исследователей в сфере молекулярной эволюции. Некодирующие сегменты ДНК не кодируют последовательности белков. Недавними исследованиями установлено, что большая часть этого «мусора» все-таки выполняет значимые биологические функции, например, транскрипционную и трансляционную регуляцию белок-кодирующих последовательностей. Со временем мы поймем все это, но сейчас мы многого не знаем. Исследования показывают, что одни мусорные последовательности ДНК могут проявлять неустановленную функциональную активность, другие, возможно, проявляли ее в прошлом. Некоторые же могут быть полностью нефункциональными.
