На пятом этаже был настоящий кавардак. Но выбора опять же не было, потому что именно туда я и стремился – к месту преступления. И это значило, что там было полно полицейских, несмотря на сигнал тревоги и требования подняться наверх, большинство не сдвинулось с места. Они изучали место преступления. Я вбежал в дверь с лестничной площадки и думал только о том, что поступаю неправильно.
Вампиры здесь непривычны. Никто еще не решил, что делать с «эпидемией», и тут я еще усложняю проблему, потому что порчу сцену преступления. Я уничтожаю улики, какие есть, и в процессе оставляю свои следы, потому что как полный идиот, не ношу перчаток. Это моя отличительная черта. Я не святой. А сколько неприятностей я приношу вампирам. Не сомневаюсь, что когда-нибудь они до меня доберутся. Но разве у меня есть выбор? Беда в том, что где-то рядом шляется чудовище-убийца, а я за ним гоняюсь от самого Сан-Франциско, охочусь за проклятущим, потому что он отобрал у меня сестру, а для меня в мире нет никого дороже Анны.
– 4 –
Вскоре после того, как я оклемался и вернулся домой, я обнаружил неприятную правду о своем состоянии. Уже тогда успел наслушаться всякого про этих вампиров, но когда я заболел, их было мало, а когда вышел из больницы, никто даже не говорил об эпидемии. Нет, вру. Кроме Мэгги Руис. Она мне позвонила и спросила, можно ли со мной поговорить. Она слишком поздно обо мне узнала, чтобы задержать в больнице, предлагала заплатить, чтобы я пришел к ней на прием, или хотела прийти ко мне. Сказал, что подумаю. Я подумал, что она чокнутая.
Потом на меня напал голод. Слушайте, я все еще ем обычную пищу, люблю ее. Скажу даже, что «Биг Мак» – мой верный друг, и я люблю его еще больше, когда он на пару с картошкой фри, но тот голод ничего общего с едой не имеет. Знаю, потому что два дня объедался, отчаянно пытаясь остановить болезненную пустоту внутри. Ел, как в День благодарения, но голод еда заглушить не могла. У меня никогда не было никакой зависимости. Я даже сигарет не курил, как все кругом. Серьезно. Мне кажется, что голод был похож на ломку от тяжелых наркотиков. Меня знобило, бросало в пот, в глазах двоилось.
Наверное, именно инстинкт помог мне выжить. Думаю, инстинкт помог выжить многим вампирам, только мне было проще, чем многим. Я не хотел крови, как большинство вампиров. Одни хотят мяса, другие крови. Мне нужно было что-то менее существенное. Называйте это как хотите, я предпочитаю говорить о жизненной силе. Мне нужна внутренняя энергия, а не водянистое сочное вещество. Скажете, странно? Постараюсь объяснить. Меня изводили желания, только я не понимал, чего хочу. Как я уже сказал, это была не еда. Хотел попытать удачи с другими пороками – амфетамином, кокаином или еще чем, потому что чувствовал себя хуже некуда, а врачи говорили, что со мной все в порядке. Ни лихорадки, ничего. Но смертельный голод меня не покидал.
На помощь пришла Анна. Она зашла в комнату, как всегда спокойно посмотрела на меня, потеребила нижнюю губу, потом кивнула и вышла. К тому времени я уже вообще был никакой. Серьезно. Мне было так плохо, пот катился градом, меня всего трясло, и я цеплялся за простыни. Да, я еще порвал постельное белье в клочья, потому что не заметил, как пальцы превратились в когти. Да если бы и заметил, в таком состоянии мне было не до этого.
Анна вернулась с собачонкой. Я видел собаку несколько раз на улице, кажется, бродячая. Упитанная бродяжка, которая нравилась всем местным. Анна притащила собаку в мою спальню и закрыла дверь. Она смотрела на меня, лежащего на кровати, а собака принюхалась, а потом начала тихо рычать. Я ей не понравился. Собачонка раньше всегда относилась ко мне дружелюбно и часто получала картошку фри, когда приносили «Биг Мак», а теперь вдруг невзлюбила. Анна ничего не сказала, только посмотрела на меня и оставила наедине с собакой, закрыв за собой дверь. Собака, скуля, поскреблась в дверь, оглянулась на меня, зарычала, а потом снова заскулила.
Голод был такой нестерпимый, что я чуть не завизжал и бросился к ней. Вместо меня завизжала собачонка. Вы когда-нибудь слышали, как визжат собаки? Век бы не слыхать. Когда визг утих, я услышал, как за стенкой плачет Анна, голод исчез, а я держал безжизненное тельце глупой дворняжки. На ней не было ни единой царапины, но мертвее не бывает.
Вампир. Только мне нужна не кровь, голод у меня особый, но его приходится утолять, чтобы выжить.
Я спросил Анну, как она догадалась, что нужно делать. Сестренка была зубрила, любимица, мама с папой ею гордились. Она посмотрела на меня и покачала головой.
– Я читаю газеты, Джонни. Я не дурочка. У тебя лицо стало как жуткая маска, поэтому сразу сообразила.
Чудовище. Так она меня называла. Мне это нравилось больше, чем вампир. Название прилипло. Теперь, когда я решаю использовать свои способности, в теле происходят изменения. Я превращаюсь в чудовище, пальцы становятся длиннее, я легко это вижу. Если продолжаю дальше, то тело покрывается шерстью. Да. Шерсть. Длинная и белая, она так идет к моим волосам. Между прочим, волосы я крашу. Сейчас они черные, чтобы старушки на улице не пугались. Зубы становятся длиннее, лицо меняется. Пришлось немного потренироваться, но теперь я наконец понял, как превращаться в чудовище. Если говорить на кого я похож, когда меняюсь, то это, пожалуй, кот. У меня кошачья морда, глаза становятся больше и круглее, зеленые с кошачьими зрачками, уши тоже заостряются. Я всегда слегка пугаюсь. Да, чего там, до смерти пугаюсь. Но теперь это часть моей жизни, сущности. И чем дольше я бываю в обличье чудовища, тем очевиднее становятся изменения. Я больше похожу на кота, и меньше на Джона Ли. Иногда это так удобно, например, когда ты в комнате, полной раздраженных полицейских.
– 5 –
Говорил ли я о сердитых полицейских? Ага. Похоже, да.
Выбора не было. Мне нужно было войти, выйти и оставаться там, пока не найду и не уничтожу улики. А для этого обмануть всех офицеров в комнате, которых уже предупредили о незваном госте, и которые и так чувствовали себя несчастными, расследуя убийство, что осложняло им жизнь. Правильно ли я поступал? Я для себя решил, что нет. Но иногда приходится делать то, что не нравится. Могу только представить, что творилось у них в головах. Я знаю, как выгляжу: огромный, белый, мокрый разъяренный кот в человеческой одежде. Я вбежал в комнату, и быстро огляделся: гостиная, ничего особенного, кроме нескольких полицейских. Я не собирался ввязываться в драку, только добыть улики. Вышел в коридор, и один из полицейских загородил мне дорогу, доставая оружие. Я ударил ее по лицу. Да, ее. Да, по лицу. Нет, тут нечем гордиться, но у меня не было выхода. Ударить женщину, пусть и полицейского, или спасти сестру? Выбора нет. Я поступил правильно.
Она так сильно стукнулась о стену, что треснула штукатурка. Я спускался вниз и молил бога, чтобы не получить пулю в спину. Что-то ужалило меня в задницу слева, и вскоре она загорелась огнем. Должно быть, у бога неплохое чувство юмора, потому что мое желание как бы исполнилось – меня всего лишь царапнуло, но не убило.
Потом я увидел три двери, две закрытые, из третьей выходили трое полицейских с оружием в руках. Я заорал, и они чуть из кожи не выпрыгнули. Я не рассказывал, какие издаю звуки в обличье чудовища?
