Это – больно. Почти сразу. Боль доходит до мозга буквально за доли секунды. На осколки костей толстый и ветвистый бедренный нерв реагирует бурно. Так, что не заорать от неожиданной рвущей боли просто нереально…
Сдвоенный безумный крик ударил по ушам бегущих сзади, которые тоже среагировали рефлекторно. А именно – сбились с темпа и притормозили, соображая, как бы им избежать участи тех, что бежал впереди. Но бегущим позади них сделать то же самое оказалось непросто: напирали задние, толкая в спины…
В результате из-за угла вывалились еще двое, споткнулись об раненых – и, получив свою порцию свинца в ноги, рухнули на уже упавших.
А потом были еще двое.
И еще один…
Если б вся мотивированная вооруженная толпа «зеленых» кучей вывалилась в коридор и из всех стволов принялась молотить по нам, баррикада из поломоечных машин нас бы не спасла. Подавленные массированным огнем, мы были б вынуждены спрятаться за укрытие полностью, после чего пара гранат решила бы вопрос совершенно не в нашу пользу. А так семеро раненых «вольных» остались валяться в коридоре, вопя от боли и кроя нас отборным матом. Один попытался схватиться за автомат, чтоб наказать нас из положения лежа, но, получив пулю в правое плечо, от своей идеи отказался.
– Ты что, пацифист? – бросил через плечо Нок, не отлипая от прицела своего автомата.
– Сегодня – да, – отозвался я.
Я не хотел убивать бойцов группировки «Воля», нанятых Кречетовым. И вовсе не из-за человеколюбия. Просто сейчас мы оказались заперты в этом коридоре, и я не был уверен, что у Захарова что-то получится. Нет, я верил в способности хитроумного академика, но в жизни всякое случается. И если б мы с Ноком сейчас грохнули семерых «вольных», их товарищи сделали бы все, чтобы отомстить. Может, даже безбашенно всей кучей на нас кинулись, что вполне в их стиле, и тогда для нас сценарий оказался бы неутешительным – то же подавление огнем, плюс гранаты.
Но подобное не входило в мои планы. Задача у нас была не погибнуть смертью храбрых, а задержать противника.
На несколько секунд у «вольных» возникла заминка. В которую я вставил свои пять копеек.
– Можете забрать раненых, – заорал я. – Стрелять не будем.
– А это еще нафига? – удивленно проговорил Нок.
– Раненые – это всегда обуза, – отозвался я. – Которая называется «перевязать, заглушить и тащить».
– Заглушить?
– Чтоб не орал, – пояснил я. – Вопли и стоны демаскируют плюс разлагают моральный дух отряда. Поэтому тяжелому «трехсотому» в боевой ситуации лучше сразу вколоть обезболивающее, да побольше и помощнее, либо за отсутствием такового вырубить. Так всем будет лучше.
– Жесть, – пробормотал Нок. – Такому нас в армии не учили.
Между тем «вольные» приняли решение.
– Выходим без оружия, – проорал кто-то из-за угла.
И они вышли. Трое в тяжелых экзоскелетах, которые проблемно будет расковырять даже бронебойными. Хреново. Если у «вольных» таких живых танков с десяток, да еще они решатся пойти на нас стеной, служа ходячим щитом для остальных, будет очень плохо. Правильно, что я решил не убивать «зеленых», а лишь ранить.
Пока бронированные затаскивали раненых за угол, из-за угла тот же горластый принялся нас агитировать.
– Сдавайтесь, мужики, – крикнул он. – Вижу, вы с понятием. И за то, что раненых не стали добивать, убьем вас не больно. А если Захарова живым выдадите, то и отпустим. С оружием.
Я рассмеялся. Такому, может, Нок бы поверил. Но я в Зоне не первый день, потому в курсе, что пленного противника основные группировки Зоны могут убить, замучить ради развлечения, продать в рабство. Но отпустить – никогда. Что для «боргов», что для «вольных», что для бандитов ты или свой, или чужой. А чужой – это значит враг, которого самое правильное зачистить. Насчет «убьем не больно» я бы еще мог поверить. Но насчет отпустить – никогда.
Голос у орущего был слегка гнусавый, потому я ответил без особой опаски ошибиться:
– Зря надрываешься, Безнос. Я – Снайпер, небось помнишь меня.
– Ага, – после небольшой паузы отозвался главарь группировки «Воля». – А то я понять не мог, кто ж это в закрытый комплекс пролез вместе с Захаровым? Теперь ясно. Ну и чего тебе надо?
Я бросил взгляд влево.
Академик яростно молотил пальцами по клавиатуре. Значит, в процессе. Что ж, остается надеяться, что Безнос раньше времени не догадается, зачем мы сюда пришли на самом деле.
– Поговорить с тобой решил, – крикнул я. – Давно не общались. Захотелось вспомнить дела былые, например как ты благодаря мне главарем целой группировки стал…
– Не темни, Снайпер, – раздалось из-за угла. – Мне пацанов под пули подставлять неохота, но вы с Захаровым явно какую-то пакость задумали. Чего надо, говори, иначе штурмовать будем. У меня тут пятеро парней в экзо, ну, ты видел. И четыре киба. Я их первыми пущу, расстреляешь – не жалко. А потом в ход гранаты пойдут. Ну, ты понял. У тебя десять секунд на размышление.
Я краем уха слушал, что там чешет Безнос, а сам смотрел на Захарова. Ну, давай, академик, поднажми! Потому что через десять секунд тут станет очень жарко. Мне-то все равно, жизнь для меня давно уже не представляет особой ценности – тому, у кого ничего нет, кроме нее, и помереть не обидно. Одной ненужной вещью больше, одной меньше…
Но я пообещал себе оживить друзей. И умирать, не сдержав обещания, не хотелось. Поэтому я сейчас смотрел на Захарова, и мысленно просил его сделать побыстрее то, ради чего он пришел сюда. С моего места я видел, что академик очень старается. На лбу выступили бисеринки пота, губа закушена, взгляд безумный. Но время, отпущенное Безносом, подходило к концу, а это значило только одно…
– Теперь стреляй по головам, – негромко сказал я Ноку, ловя в прорезь прицела угол стены, забрызганный свежей кровью. – Мы сделали все, что смогли. Больше время потянуть не получится.
* * *
Безнос не блефовал. Из-за угла вышли тяжелобронированные кибы. И в башку первого же я выпустил четыре пули. Не очередью. Одиночными. Чтобы избежать задирания ствола вверх и вправо.
Шлемы у творений Захарова были что надо. Но когда в бронестекло практически в одну точку одна за другой лупят бронебойные, с такого расстояния никакой шлем не выдержит.
Киб сделал шаг, другой – и рухнул навзничь, даже не успев выстрелить.
Зато трое других успели.
Пули замолотили по моющим машинам, засвистели у нас над головами.
– Вниз, – крикнул я Ноку, пригибаясь. И добавил: – А теперь гранаты! Им под ноги!
И одну за другой отправил в конец коридора все четыре штуки. Не тот случай, чтоб экономить…
Нок сделал то же самое.
В тяжелых экзоскелетах бронируют все по максимуму. Но вот с внутренней частью бедер это не прокатывает, иначе бойцу придется из-за толщины брони ходить враскоряку. И я, даже не видя, знал, что сейчас происходит в конце коридора.
