Восемь взрывов рубанули по ногам кибов снизу вверх, градом осколков разворотив легкобронированную часть ног от внутренней части колена до паха. Как я понимаю, кибы боли не чувствуют. Но когда у тебя разорваны паховые связки и бедренные артерии, особо в атаку не походишь.
– Огонь! – заорал я, высовываясь из-за укрытия…
Так и есть. В облаке дыма на полу валялись кибы. Один не двигался, двое пытались на руках уползти обратно за угол. У одного ползущего была напрочь оторвана нога, из разлохмаченной культи толчками вытекала темная кровь. Надо же, а я думал, что у этих искусственных бойцов и инстинкта самосохранения нет. Оказывается, ошибался.
Но это была не победа.
Далеко не победа.
Потому, что в тротиловом дыму двигались массивные фигуры «вольных», упакованных в тяжелые штурмовые экзоскелеты. Пока еще неуверенно, но это вопрос нескольких десятков секунд, после чего они выстроятся стеной и попрут на нашу хлипкую баррикаду.
А из-за их спин полетят гранаты…
Бывает такое: не собирался я делать ничего подобного, даже не думал. Решение пришло само. Простое и очевидное. Ведь нафиг не нужны мы с Захаровым и Ноком этим живым танкам. И остальным «вольным», что прячутся за их спинами, – тоже. И Безносу на нас по большому счету плевать. Ничего личного не имеют они к нам, это их привычная работа. Просто есть один человек, который всем им платит, у которого есть свой интерес захватить Захарова любой ценой. И сейчас он наверняка находится за спинами атакующих, наблюдает за процессом, потому что не может он остаться в стороне и в теплом кабинете ждать результатов атаки. Не та у него натура. Я прям всем своим существом почувствовал: там он, за углом. Стоит и смотрит в спины атакующих, ожидая, чем закончится штурм. И если его достать, то и весь этот штурм будет ни к чему. Потому что если нет заказчика, то и заказ выполнять не для кого.
Нок добросовестно выполнял мою команду, стреляя по силуэтам, двигающимся в быстро рассеивающемся дыму. И это было хорошо. Потому что я, выскочив из-за укрытия, уже бежал навстречу этому дыму вдоль левой стены коридора, на ходу примыкая к автомату свою «Бритву», которая в критической ситуации может использоваться в качестве штыка.
Навстречу мне из дымовой завесы вышел «вольный» в экзо, разворачивая ствол в мою сторону. Но мне было не до «зеленого». Поэтому я прикладом отбил его автомат в сторону, резанул «Бритвой» по шее, метя в то место, где заканчивается бронированный воротник, не глядя на результат, с разбегу завернул за угол…
И практически наткнулся на целую кучу «зеленых», не ожидавших подобного явления в виде меня.
Неожиданность – страшно эффективное оружие в любом бою и в любой войне. «Вольные» не успели среагировать, зато я успел дать по ним длинную очередь, поливая их свинцом из автомата, словно водой из пожарного брандспойта. Видит Зона, я не хотел их убивать. Но у меня просто не осталось выбора.
Я стрелял – и одновременно бежал вперед, буквально разбрасывая «зеленых» выстрелами в упор. Когда же закончились патроны, последних двоих, что стояли на моем пути, я отработал жестко – левого резанул по лицу «Бритвой», тут же ударил правого прикладом в лицо, после чего маховым движением рубанул его своим сверкающим штык-ножом по груди, наискось, рассекая туловище от плеча до пояса. И рванулся вперед, между двух бойцов, кричащих скорее от страха, чем от боли, которая пока не пришла – в отличие от крови, обильно хлынувшей из широких ран. При этом краем сознания я отметил, что левый, с рассеченным лицом, это Безнос. Факт для меня теперь совершенно незначительный и ненужный.
У меня получилось прорваться сквозь «вольных». И я увидел того, кто послал их в этот коридор.
Кречетов был одет по-военному, в новую камуфлу, и в руках у него был компактный автомат MP5, направленный мне в грудь. Понятно было: на таком расстоянии уйти с линии огня не получится – нас разделяло метра три, не больше. Да я и не собирался. Потому что знал – сейчас позади меня оставшиеся в живых «вольные» разворачиваются, чтобы изрешетить из автоматов убийцу своих товарищей…
Время растянулось, как часто бывает в такие минуты. Я видел, как мигает вспышками пламени автомат Кречетова, чувствовал, как пули, словно тяжелые молотки, лупят в мою ничем не защищенную грудь… А еще я видел брызги моей крови, медленно разлетающиеся во все стороны, и автомат, который я метнул в ученого на манер копья, потому что вдруг понял – добежать до Кречетова я уже не смогу…
В следующее мгновение я увидел, как моя сверкающая «Бритва», примкнутая к автомату, неторопливо так погружается в лоб ученого… А на потолке над его головой отъезжает в сторону панель, открывая ствол пулемета, направленный мне за спину. Значит, у Захарова все получилось. Потому что и у меня – получилось. Потому что гранаты «вольных» не полетели, а значит, я выиграл у Сестры десять секунд, за которые сумел спасти две жизни. Правда, за это пришлось отдать свою, но разве это важно? Главное, чтобы теперь академик Захаров сдержал свое слово. Так же, как я сдержал свое…
* * *
– Не могу поверить, что ему это удалось… и что его больше нет.
В голосе Захарова явственно слышалась растерянность. Прошло уже несколько часов после бойни в коридоре научного комплекса, а ученый все еще не пришел в себя. Что, впрочем, не мешало ему делать то, ради чего он вернул себе свой храм науки.
– Я тоже еще не осознал его смерть, – сказал Нок, глядя на труп Снайпера.
Легендарный сталкер лежал на столе с совершенно спокойным выражением лица, словно только что заснул. На его голове находился стальной обруч, к которому от огромного гудящего агрегата тянулись с два десятка проводов, а все остальное тело было накрыто простыней, наполовину промокшей от крови. Особенно большое, уже почерневшее пятно находилось в районе груди, развороченной пулями. Когда два послушных киба укладывали на стол мертвое тело, Нок небезосновательно опасался, что оно сейчас переломится надвое, настолько страшными и глубокими были рваные раны, оставленные автоматными пулями.
– Если бы он лично не попросил о том, чтобы его не оживлять после смерти, честное слово, я бы попытался, – проговорил Захаров. – Конечно, мы с ним не всегда ладили, но, если говорить объективно, Зона без Снайпера – все равно что незаряженный автомат. Выглядит грозно, а внутри нее – пусто…
– А это зачем, если он мертв? – поинтересовался Нок, указывая на провода, тянущиеся к голове мертвеца.
– Скачиваю из его мозга то, что принадлежит мне, – пожал плечами Захаров. – Для этого мне приходится поддерживать функционал мозгового вещества, не давая ему умереть окончательно. Процесс небыстрый, часов пять займет.
– И что потом? – спросил сталкер.
– Отключу питание, тело сожгу в газовой печи, урну с прахом захороню в Зоне. Так, по крайней мере, его мутанты не сожрут.
– Это правильно, – кивнул Нок. – А что с обещанием, которое ты дал Снайперу?
– Экий ты дотошный, – усмехнулся Захаров. – Ну, пойдем в автоклавную, покажу. Пока ты обедал, а потом спал, я все приготовил.
