Первое: В нем чувствуются сила и уверенность.
Второе: Он как будто обладает магнетизмом – к нему все тянутся.
Третье: Держится загадочно; невольно хочешь знать, что он о тебе думает (или только я хочу?).
Четвертое: Он так молчит, словно молчит о чем-то важном.
Пятое: Моих знаний о нем хватило на четыре пункта.
Все в Каэле казалось слишком сложным – и в то же время очень простым.
Когда мы были в доме, он почти ни слова мне не сказал, только пиццы предложил, однако вышел за мной на крыльцо. Так почему же он стоит, буквально окруженный силовым полем, переминается с ноги на ногу и смотрит на меня так, будто слова для него слишком тяжкая ноша? Я собралась заговорить, нарушить молчание, но вовремя спохватилась. Не нужно облегчать задачу; отплачу ему той же монетой – посмотрим, понравится ли.
Глава 40
Сумерки сменились полной темнотой. Черное небо усеяли роскошные звезды. Многие называют их волшебными, называют небесными алмазами и тому подобное, но у меня они рождают печаль. Они такие яркие, так сверкают… а их свет доходит до нас, когда они уже почти погасли. Причем самые большие сгорают быстрее, потому что светят слишком сильно.
Черт, кажется, я раскисла. Как напьюсь, начинаю думать о бренности всего сущего. Перехожу от радости к отчаянию – глазом моргнуть не успеешь. Или звезда не успеет мигнуть.
– Можно с тобой посидеть? – наконец спросил Каэл. Видел, наверное, как по лицу у меня пробежала тень.
Я кивнула и подвинулась, давая место.
– Те самые качели?
Опять кивок. Я старалась быть невозмутимой. Раз уж решила пересмотреть свое поведение, так нужно держаться спокойно.
– Она их не забрала? – сказал Каэл куда-то в темноту.
Я потрясла головой.
– Кого?
– Когда она…
Каэл понял, что задел больное место, но слово не воробей.
Я зажмурилась.
Речь шла о маме, ясное дело. При всей своей сдержанности Каэл, оказывается, способен задавать вопросы, которые ранят.
– Когда уехала? – договорила я. – Нет, она ничего не забрала.
Даже нас.
Даже меня.
О маме говорить не хотелось, хотя было приятно, что Каэл помнит мои рассказы. Слушал он хорошо, нужно отдать ему должное.
Мы замолчали. Нас разделяли только звезды, и я радовалась. Приятно было просто сидеть рядом с ним, знать, что он близко.
Тишина продлилась недолго.
– Эй, тебя убили!
– Нет, Остин, смотри!
– Чувак, да ты спятил! Какого черта!
Ребята играли в свою дурацкую видеоигру, и Каэл вдруг резко подобрался. Слишком остро он реагировал на то, что происходило вокруг. Даже представить страшно, как это трудно – никогда не расслабляться.
Каэл собрался что-то сказать, когда из дома раздались дикие вопли:
– Ты его сделал! Снял одним выстрелом!
– Точно, да! Готов!
Я недовольно покачала головой. Каэл сжал челюсти.
Ну, хоть в чем-то мы согласны.
Глава 41
– Я, наверное, кажусь тебе странным, да? – спросил Каэл, постукивая пальцами.
И как прикажете на это отвечать?
– Сам-то ты себя считаешь странным?
Лучший способ уйти от ответа – задать свой вопрос. Папина наука.
Он вздохнул, сдавленно улыбнулся.
– Боюсь, да.
Когда он улыбался, лицо у него совершенно менялось, и мне это нравилось.
– Не то чтобы странный. Но меня ты то игнорируешь, то…
– Игнорирую? – Каэл даже вздрогнул.
– Ну да. Как бы отталкиваешь.
Он по-настоящему удивился. Почти обиделся.
– Я вовсе не хотел… Мне трудно привыкнуть к нормальной жизни. Я здесь неделю, и все как-то… иначе. Сложно объяснить. В прошлый раз, когда я вернулся, такого ощущения не было.
– Представить не могу, – сказала я.
Я и вправду не представляла.
– Даже всякие мелочи. Например, кофе из таблеток, мыться можно каждый день, одежду стирать в нормальной машине с капсулами…
– В армии, я так понимаю, капсулами не пользуются?
Мой папа капсулы всегда терпеть не мог и даже дома не желал ими стирать. Предпочитал по старинке – порошком; я прямо бесилась.
– Изредка. Некоторым жены присылают – ну, мы все и стираем.
Интересно, а ему кто-нибудь посылал посылки? Спрашивать я не стала.
Если я хочу общаться с этим парнем, решила я, понять его, тогда, наверное, придется сделать первый шаг. Идти напрямую. Навести мосты, найти общую почву и так далее.
– Знаешь, – сказала я, – папа всегда возвращался из командировки, словно со съемок передачи «Остаться в живых». Мы на эту тему шутили. Хотя смешного было мало.
Ничего у меня не получалось, слишком уж я обдумывала каждое слово.
– Мило. – Каэл улыбнулся; его, видимо, мой лепет только забавлял. Он посмотрел мне в глаза. – Правда, Карина, все очень хорошо. И ты очень хорошая.
Чуть успокоившись, я продолжала:
– Он вел себя чудаковато. И целую неделю питался мексиканской едой.
Каэл облизал губы.
– Сколько раз его отправляли?
– Четыре.
– Ух ты. – Он резко выдохнул. – А я-то после двух разнылся.
– Ничего, ведь ты мой ровесник. А я и вовсе не воевала, а разнылась.
– Никогда не думала пойти на службу?
Я быстро покачала головой.
– В армию? Нет уж. Мы с Остином всегда знали, что не пойдем.
Со стороны это напоминало какую-нибудь историю из дурацкого романа, где близнецы обмениваются необычными клятвами, причем один живет тихо и неприметно, в тени, а другой транжирит долю наследства первого. Не хотелось думать, какая из двух ролей отведена мне.
– Почему? Не ваш случай? – спросил Каэл.
– Не знаю.
«Осторожно, Карина», – сказала я себе. Язык уже чуть не произнес слова, которые разум не одобрил бы.
– Просто взяли и решили. Не помню из-за чего. Отец как раз был в третьей командировке, а…
Я вспомнила, как в тот день из коридора повалил дым. Запах я почувствовала еще раньше.
– …а мама… устроила, мягко говоря, беспорядок в гостиной. В общем, там загорелось.
Каэл недоуменно посмотрел на меня.
– Она уснула на диване с горящей сигаретой. И даже еще толком не проснулась, когда я прибежала сверху, а вся комната уже была в дыму. Безумие какое-то.
