Ох! Ну что у меня за мозги такие! Напрасно я убеждала себя, что ничего ужасного не случилось и всем ясно: я шутила. Никогда я такое не сказала бы вслух, будь это правдой.
Разве не смешно: люди требуют правды, а когда получают, не могут с ней справиться. Если честно, то я такая же. Желаю правды, но цепляюсь за ложь. Ложь очень помогает, когда хочешь уберечься от правды.
Я стояла у двери. Вряд ли в комнате кто-то есть, думала я. Сегодняшнее сборище поспокойней, чем предыдущие вечеринки Остина, которые были до его отъезда к дяде. И сам он, нужно признать, немного изменился, стал более уравновешенным. А может, мне просто приятно так думать, вот я и думаю, защищаю себя от правды.
Прежде чем войти, я постучала и чуть выждала.
Комната была пустой. Я постояла на пороге, огляделась. И даже принюхалась. Господи, какой ностальгический запах – запах моей прежней жизни. А я так старалась перевернуть страницу, открыть новую главу… ну или что там делают, когда хотят самостоятельности, хотят двигаться вперед. Я смотрела на свою бывшую спальню, а думала о теперешней. Ничего общего.
Здесь все было как раньше. Фиолетовое покрывало с маленькими белыми цветочками, занавески в тон и на одной темная отметина – это я как-то попробовала себя в качестве курильщика. Ох и влетело мне! Повезло еще, что родители не заметили пятна, а только учуяли просочившийся в коридор дымок. Мне запретили гулять с Ниной Ноббс – единственной в классе девочкой, которой мама разрешала брить ноги и в подражание которой я и захотела курить.
Туалетный столик был завален обычной девчачьей ерундой. Баночки с блеском для губ, давно просроченные. Ободки и резинки для волос. Записки от Сэмми, моей лучшей подруги. Гелевые ручки всех мыслимых цветов. У каждой вещи – свое воспоминание. А иногда и не одно. Не могу себя заставить что-то выбросить. Даже ободки, навидавшиеся самых разных неудачных моих стрижек и оттенков волос. Даже блеск для губ, который потихоньку покупала мама, когда отец запретил мне краситься, пока не подрасту. Назывался он как-нибудь вроде «Красная ягода», «Нежно-розовый» или «Спелая малина», хотя все были одинаковые – ярко-розовые, сладкие и клейкие, даже волосы прилипали, если касались губ.
Я съехала не так давно, однако теперь словно перенеслась в далекое прошлое. После переезда я здесь ни разу не ночевала. Подумать только – я сюда даже не входила! Иногда мне кажется, я уехала много лет назад.
Я провела пальцем по столику – пыльно. Конечно, Эстелла прибирает во всем доме, кроме этой комнаты. Интересно, а как насчет комнаты Остина? Там, наверное, образцово-показательный порядок. Для мужчин и для женщин у нее разные правила.
Я вдруг поняла, что вся моя мебель стоит здесь как минимум класса с седьмого. Вот сиреневое кресло-мешок, в котором я сидела, когда Джош – мальчик, подаривший мне на день рожденья кукурузный хлеб, – решил со мной порвать. Дескать, его мама сказала, что нужно направить силы на учебу. Если он выбрал карьеру футболиста, нечего забивать голову ерундой и бегать за девчонками. Я поверила – такая была глупая. А назавтра он уже ходил с одной из наших школьных красавиц. И все болтали, что он меня бросил ради нее. Да, седьмой класс здорово убавил мне уверенности в себе.
Это сиреневое кресло – домашний заместитель качелей, столько с ним связано мечтаний и трагедий. Столько юных слез впитала сиреневая ткань.
На тумбочке у кровати – стопка книг. Сверху пылятся учебник по экономике за последний класс и роман Кэролайн Кепнес «Ты». Когда я переехала и обнаружила, что забыла взять эту книгу, то не захотела возвращаться, а купила другую. Папа с Эстеллой сравнительно недавно поженились, а мне неприятно было их видеть в качестве новобрачных. Вот и стало у меня две книги, а если считать и аудиокнигу, то даже три. Ее я купила, чтобы слышать, как персонажи говорят не моим голосом. То была одна из моих самых любимых книг, и мне хотелось ее иметь и дома, и у папы. Одна из немногих вещей, которые нравились и мне, и отцу.
Я взяла ее и резко – так что переплет щелкнул – открыла. Вот и способ отвлечься.
Ты заходишь в магазин. Аккуратно придерживаешь дверь. Смущенно улыбаешься, как хорошая девочка. Ногти без яркого лака, бежевый джемпер с треугольным вырезом – и не разглядеть, есть ли на тебе лифчик
[10].
Услышав стук в дверь, я едва не подскочила. Черт!
– Карина!
– Ну что?? – Вышло довольно злобно, как всегда бывает, когда испугаешься.
– Карина, ты как там?
Это был Каэл.
– Можно, я войду?
– Заходи. – Я даже покивала, хотя видеть сквозь дверь он уж точно не мог.
Каэл медленно вошел и осторожно прикрыл дверь. Тихий щелчок показался мне слишком громким. Отчетливым.
– Ты в порядке?
Он остановился в нескольких шагах от кровати.
Я вздохнула, пожала плечами и закрыла книгу.
– Да.
– Всегда на вечеринках читаешь?
Его слова напомнили мне об одной книге, которую я прочла год назад. Я их – книги – и люблю, и ненавижу, а теперь с нетерпением ждала выхода следующей в серии. То есть была в фазе любви.
– Ну, как сказать… нервы не выдержали. Эта девушка… – я помахала книгой, – она слышала, как я несла про нее всякую чушь, да еще Остин ведет себя дурак дураком; ей теперь, наверное, паршиво.
Каэл слегка кивнул.
– Ты ведь не знала, что она войдет.
– Тем не менее.
– Не переживай. Я понимаю, ты теперь будешь себя корить, но ты такая, какая есть…
– Какая еще?!
Теперь Каэл казался застигнутым врасплох. У него даже рот слегка открылся.
– Какая я есть?!
Если он о том, о чем я подумала, пусть только попробует…
Каэл перевел дух.
– Я просто хотел сказать, что ты слишком переживаешь, слишком себя коришь.
Мне бы вскочить и выгнать его ко всем чертям, а я так и сидела, вцепившись в книгу и поджав ноги.
– А тебе откуда знать? – спросила я наконец, хотя слышать ответ мне не хотелось. Похоже, он уже считал меня проблемной девушкой, за которой нужно присматривать. Мне стало противно. Ведь я совсем не такая! Ни в коем случае.
– Да ладно тебе, – чуть поморщился Каэл.
– Ты говоришь так, словно хорошо меня знаешь. Ты здесь всего… сколько? Неделю? И половину этого времени был неизвестно где.
– Значит, ты волновалась, когда я не вернулся? – спросил Каэл.
С чего он вдруг так разговорился? И как его остановить?
– Неважно. Речь о другом: ты меня не знаешь, вот и не нужно заявлять, что я такая, или сякая, или строю из себя жертву!
– Я и не заявляю. – Он прижал ладони к щекам. – И уж про «жертву» я точно не упоминал.
