– Значит, там было сердечко?
Мать не отвечает, продолжая молча шагать.
– А какого цвета?
Она по-прежнему игнорирует меня.
– Мам! Смайлик было красным?
Пока я тщетно задаю вопросы, мы добираемся до кухни. Приходится опереться на стойку, потому что я внезапно чувствую приступ слабости и головокружения. Потом меня начинает тошнить. Я прикрываю ладонью рот.
Мать качает головой, ее глаза полны разочарования.
– Похоже, ты составила список поступков для дочерей-бунтарок и вычеркиваешь их по одному.
– Нет у меня никакого списка. А если бы и был, то ты бы его уже отобрала. Ведь списки делают меня счастливой.
Мать только вздыхает, скрестив руки на груди.
– Клара, – мягко произносит она. – Дорогая, как думаешь, что бы сказал отец, увидь он тебя сейчас?
– Будь он жив, я бы никогда так не напилась, – признаю я. – Я слишком его уважала, чтобы так поступить.
– Считаешь, стоит перестать его уважать после смерти?
– Этот вопрос я должна задать и тебе, мам.
Глава тридцать первая
Морган
Комментарий Клары больно меня задел.
Убирая мусор после их с Лекси посиделки, я поняла, что дочь выпила целую бутылку вина. Но иногда пьяные говорят более откровенно, чем трезвые, а значит, она действительно считает, что я проявила неуважение к ее отцу.
До глубины души уязвляет, что Клара считает именно меня виновной в этой ситуации.
Надеюсь, это пройдет. Ее гнев, бунтарство, ненависть ко мне. Понимаю, что начать с чистого листа не получится, но рассчитываю – однажды настанет день, когда дочь сможет найти в себе милосердие и простить меня. Уверена, мы сумеем преодолеть наши разногласия, как только спокойно все обсудим. Однако пока она потрясена открытием, что мы с Джонасом близки. Честно говоря, я и сама до сих пор потрясена.
Я открываю дверь в комнату Клары, чтобы в последний раз проверить ее состояние. Она отключилась и спит. Уверена, завтра дочка встанет с ужаснейшим похмельем, но сейчас она выглядит умиротворенной.
Я даже рассчитываю на ее жуткое утреннее недомогание. Есть ли лучший способ убедиться, что твой ребенок больше не будет напиваться, чем неприятные последствия такого поступка?
Я слышу, как гудит мой телефон, поэтому оставляю дверь в спальню дочери приоткрытой и иду к себе. Впервые за все время общения с Джонасом я разрешаю почувствовать себе радость от звука его голоса. Садясь на кровать и прислоняясь к спинке, я отвечаю.
– Привет, – произносит он. По интонации заметно, что собеседник улыбается.
Пару секунд мы просто молчим, и я понимаю, что, скорее всего, у него нет другой причины мне звонить, кроме как просто поговорить. Такое происходит впервые. Быть желанной – опьяняющее ощущение.
Я устраиваюсь удобнее и подбадриваю собеседника:
– Чем занимаешься?
– Любуюсь Элайджей. Так странно, что простое наблюдение за спящим ребенком может быть захватывающим занятием.
– Причем вне зависимости от возраста. Я только что смотрела, как спит Клара.
– Это замечательно. Значит, когда ты вернулась домой, все было хорошо?
– О, Джонас! – смеюсь я, прижимая ладонь ко лбу. – Она безбожно напилась. Они с Лекси опустошили две с половиной бутылки вина, пока я отсутствовала.
– Не может быть!
– Еще как может. Но утром она об этом пожалеет.
– Хотел бы я дать тебе какой-нибудь совет, но я в этих вопросах бесполезен, – вздыхает он.
– Я тоже. Завтра собираюсь обратиться к семейному психотерапевту. Наверное, стоило поступить так раньше, но лучше поздно, чем никогда.
– Клару ждать на урок?
– Не думаю, что она сумеет выбраться из постели.
– Надеюсь, Элайджа еще не скоро до такого дорастет, – со смехом произносит Джонас, но я чувствую сочувствие и поддержку в его голосе.
– Эти годы пролетят в одно мгновение. – Пару секунд мы молчим, и я наслаждаюсь звуком его дыхания. Хотела бы я быть рядом с ним сейчас. Я накрываюсь одеялом и перекатываюсь на бок, прижимая трубку к уху.
– Хочешь расскажу про свое любимое воспоминание о тебе?
– Звучит любопытно, – ухмыляюсь я.
– Во время моей выпускной вечеринки. А ваш класс отмечал начало каникул. Помнишь?
– Конечно. Ты тогда пригласил Тиффани Проктор. А я весь вечер провела, стараясь не слишком заметно глазеть, как вы танцуете. Признаюсь, что жутко ревновала.
– Не только ты, – тихо произносит Джонас. – Как бы то ни было, Крис был в восторге тем вечером, потому что снял для вас номер в отеле. Я же всю вечеринку старался об этом не думать. Но он сильно напился к тому времени, как нужно было уезжать.
– Точно, он был ужасно пьян, – со смехом подтверждаю я.
– Ага, и мне пришлось сесть за руль, чтобы вас отвезти. Тиффани я высадил первой, что привело ее в бешенство. А когда мы добрались до отеля, то практически вносили Криса туда вдвоем, а оказавшись в постели, он немедленно отключился.
Я не забыла об этом, но не понимаю, почему Джонасу так нравится именно этот момент. До того, как я успеваю спросить, он сам продолжает рассказ:
– Ты была так голодна, что мы решили заказать пиццу. Я сел с одной стороны от Криса, а ты примостилась напротив, и мы смотрели «Ведьму из Блэр», пока еду не привезли. Однако нам некуда было поставить коробку, чтобы мы оба могли брать из нее куски.
– И мы использовали Криса в качестве столика.
– Ага, поставили пиццу прямо ему на спину, – голос Джонаса тоже искрится смехом. – Даже не знаю, почему мне было так хорошо тогда. В смысле… я даже не поцеловался на выпускном. Но все же мне удалось провести с тобой целую ночь, хоть между нами и был третий лишний.
– Действительно, отличный получился вечер, – не перестаю улыбаться я, раздумывая о своем любимом моменте с Джонасом. – А помнишь тот случай, когда тебя остановила полиция?
– Это в какой раз? Такое нередко происходило.
– Точно не скажу, куда мы тогда направлялись или откуда возвращались, но было поздно и шоссе было совсем пустое. Твоя машина была просто кучей хлама, и Крис хотел посмотреть, какую скорость удастся из нее выжать. Ты разогнался почти до девяноста миль в час
[10], когда нас заметили копы. Когда они спросили, понимаешь ли ты, что превысил скорость, то ты ответил: «Да, сэр, я ехал девяносто миль в час». И на вопрос, есть ли причина, по которой лимит был превышен на целых двадцать пять миль, ты заявил: «Мне не нравится впустую растрачивать потенциал. Ведь на спидометре остается еще столько свободного пространства, которое практически используется».
