Бойфренд целует меня в висок, так как знает, что я страстно жаждала услышать эту историю с того дня, как познакомилась с его дедушкой.
Дальше мы видим тот же вечер, но спектакль уже подходит к концу. А вот и я стою на сцене одна, произнося монолог. Кадр смещается с меня на Миллера.
Должно быть, камеру теперь держит дедушка.
Его внук не сводит с меня пристального взгляда, наклонившись вперед и сцепив руки в замок под подбородком. Его лицо показывается крупным планом в течение почти минуты. Парень кажется абсолютно поглощенным каждым словом и не догадывается, что его снимают.
Монолог завершает пьесу, поэтому стоит мне произнести последнюю реплику, как все в зале начинают аплодировать.
Все, кроме Миллера.
Он сидит не шевелясь.
– Ого, – шепчет он. – Она просто невероятная. Эпичная!
Только теперь он поворачивается к дедушке и замечает направленный на него объектив. Парень старается отобрать камеру, но безуспешно. Непрошеный оператор теперь снимает их обоих и произносит, несмотря на протесты внука:
– Мне кажется, кое-кто влюбился.
– Да хватит тебе, – смеется Миллер.
– Я сказал чистую правду, и в качестве доказательства у меня есть эта запись. – Кадр снова смещается на внука, и тогда мужчина спрашивает: – Так как ее зовут?
– Не знаю точно, Клара вроде бы? – пожимает плечами парень. Потом разворачивает программку и проводит пальцем по актерскому составу, отыскивая мое имя. – Клара Грант. Она играла роль Норы.
Дедушка продолжает его снимать. И Миллер ничего не отрицает. Зрители хлопают вышедшим на поклон актерам, но он по-прежнему смотрит в камеру. – Можешь уже выключать.
– А мне кажется, это так мило, – смеется старик. – Думаю, тебе стоит пригласить ее на свидание.
– Ну да, конечно, – невесело усмехается Миллер. – Она по шкале идеальности тянет на десятку. А я на сколько? На четверочку, максимум на пять баллов.
– Я бы дал мальчишке не меньше шестерки, – сообщает дедуля, развернув камеру к себе.
– Да прекрати ты уже.
Однако старший Адамс лишь ехидно ухмыляется и снова направляет объектив на Миллера. В это время объявляют мое имя, и когда я выхожу на поклон, он кусает губы, стараясь сдержать улыбку.
– Да ты голову уже потерял от любви, – комментирует дедушка. – Очень жаль, что она тебе не по зубам.
Его внук смотрит теперь прямо в камеру, смеясь и даже не пытаясь скрывать того факта, что совершенно очарован мной. Он наклоняется ближе и произносит:
– Однажды эта девушка обратит на меня внимание. Просто подождите.
– Я не бессмертен, – заявляет в ответ старик. – Как и ты.
– Ты – самый худший дедушка из всех, что у меня есть, – со смехом отмахивается Миллер, снова переводя взгляд на сцену.
– У тебя нет других дедушек.
– И слава богу, – выдыхает с улыбкой парень.
На этом видео заканчивается.
Слезы ручьем льются из глаз. Я в абсолютном шоке трясу головой. Миллер по-прежнему обнимает меня сзади. Он наклоняется и шепчет мне на ухо:
– А ты говорила, что все эти предложения пойти на бал – глупости.
– Очевидно, я сильно ошибалась, – улыбаюсь я сквозь слезы, а затем поворачиваюсь, чтобы поцеловать парня.
Он прижимается ко мне лбом и улыбается в ответ.
Кто-то включает свет. Мы отстраняемся друг от друга и оглядываемся по сторонам. Мама тоже украдкой плачет.
– Именно это видео вам, ребята, и следует отправить на конкурс.
Лекси согласно кивает.
– К сожалению, этот ролик не подходит под критерии, – комментирует Джонас. – Он не был снят в этом году. – Затем оборачивается к Миллеру и подмигивает. – Хотя получилось замечательно!
Я недоверчиво смотрю на пустой экран, когда вдруг понимаю кое-что.
– Погоди-ка секундочку! – Я нахожу взглядом Миллера. – Ты сказал, что назвал пикап в честь одной из песен The Beatles. Однако Нора – имя моего персонажа из той пьесы.
Он лишь улыбается.
– У The Beatles вообще хоть была композиция с таким названием?
Он отрицательно качает головой, и я просто теряю дар речи. Этот поступок уж точно никому и никогда не превзойти! Даже самому Миллеру.
* * *
Даже спустя время я чувствую опьянение. Но не от алкоголя, а от Миллера.
Он обещал накормить меня, так как я проголодалась, однако сейчас мы едем в противоположную от центра города сторону.
– Я думала, мы собирались перекусить.
– Сначала я хотел кое-что тебе показать.
Я сижу по центру на сиденье в его пикапе, положив ему голову на плечо, и смотрю в телефон, когда чувствую, что мы начинаем замедляться. Но поворот к дому Миллера остается позади. Он тормозит на обочине дороги уже в темноте.
– Что ты делаешь?
Парень открывает дверцу и хватает меня за руку, заставляя вылезти наружу. Затем ведет меня вперед на несколько футов и на что-то указывает. Я поднимаю глаза на дорожный щит.
– Заметила что-нибудь?
Я перевожу взгляд вниз и понимаю, что знак закатан в асфальт. Я не могу удержаться от смеха.
– Ничего себе! У тебя получилось! Ты раздвинул границы города.
– Подумал, что мы можем посидеть с дедулей и заказать пиццу.
– С пепперони и ананасом?
Миллер неодобрительно качает головой, отпускает мою руку и возвращается к машине.
– Так близко к тому, чтобы быть идеальной. Так близко.
Спустя пять минут мы с дедушкой Миллера ведем себя так, словно заказ пиццы – самое волнительное событие из всех, чему мы когда-либо были свидетелями. Мы сидим на самых краешках кресел. Я нервно кусаю ногти. Миллер включает телефон на громкую связь, поэтому в комнате повисает напряженное ожидание, когда работник кафе произносит:
– Не думаю, что мы осуществляем доставку в этот район. Только в пределах города.
– Но мы находимся на его территории. Не доезжая примерно двадцати футов до границы, – уверенно отвечает бойфренд.
На том конце провода ненадолго воцаряется тишина, а потом человек сдается:
– Ну тогда ладно. Я внес ваш адрес в базу данных. Будем примерно через сорок пять минут.
Когда Миллер вешает трубку, мы с дедулей подскакиваем, чтобы хлопнуть друг друга по ладоням. Прыжок у него выходит совсем низким, так что мне приходится немного наклониться, чтобы все получилось.
– Я гений, – комментирует его внук. – Пять месяцев тяжелого и абсолютно незаконного труда наконец-то окупились!
– Я тобой почти горжусь, – сознается старик. – Хоть и не желаю потакать нелегальным действиям. Однако дело касается пиццы… Поэтому…
