– Давай, – прошептала Ксюша, сжав ее руку.
Джема глубоко вдохнула, стряхнула с себя остатки страха, распрямилась. Развернулась и пошла по ступеням вниз.
Шаг, два, три.
Воздух захрустел от напряжения. Обрушившаяся на нее тишина почти сломала ей уши. Она шла, гордо встречая злой взгляд Розы. Теперь она была сильной и смелой. Той, что способна была по утрам поднимать солнце над горизонтом, а вечерами опускать его вниз.
– Я не еду домой, – сказала Джема, наклонившись к окну автомобиля.
Мачеха сначала не поняла. Не поверила своим ушам.
– Что? – растерялась она.
– Занятия закончились, – твердо произнесла девушка, – но я иду гулять с друзьями.
Роза застыла. Услышанное произвело эффект разорвавшейся бомбы. Бессловесное существо решило заговорить, да не просто заговорить, а поставить ее в известность, что не собирается подчиняться! Это на несколько секунд загрузило ее компьютер.
– Это как понимать?! – наконец взвизгнула мачеха. Ее лицо вытянулось, затем неприятно искривилось.
– Думаю, это не нужно понимать, – по-доброму улыбнулась ей Джема, – это нужно просто принять. – Она выпрямилась. – Учеба закончилась, и я хочу провести время так, как мне хочется. Скажи отцу, что я постараюсь быть к ужину.
– Куда это ты собралась… – Голос мачехи оборвался на полуслове. – Я… я тебя… ты у меня еще…
Джема уже не слушала.
Она обошла машину и направилась к ребятам. В особенности к одному из них, с которым всего несколько часов назад была единым целым – клеточка к клеточке.
Ее сердце молотом стучало в ушах. А он смотрел на нее. Не отрываясь. Все свое внимание сосредоточил на ее губах, словно ждал их. И его улыбка снова светилась, как солнышко. Она готова была поклясться, что этот парень и сам был настоящим фейерверком света! И весь его свет предназначался ей одной.
А Виктор чувствовал что-то похожее, но совсем другое. Он страшно волновался за эту маленькую отчаянную девчонку. Боже, что она делала! Шла к нему прямо на глазах у собственной мачехи. Та выбежала из машины и замерла в ужасе, не зная, как поступить. А Джема, судя по всему, о ней больше не думала.
Она неслась к нему в объятия с таким лицом, будто ее разрывало от счастья.
У Вити руки задрожали от волнения, когда Джема в прыжке влетела в его объятия. Его пальцы коснулись ее бедер, подхватили, прижали. Губы встретились с губами. Ее волосы коснулись его щек и шеи. Он почувствовал запах ее кожи, запах ее шампуня. Вдохнул его, как вдыхают радость. Парень чувствовал вину и любовь одновременно.
Он не мог бы ей дать того, чего она заслуживала. Он не был тем, кто составил бы ей достойную партию. Он во всем уступал любому жениху, которого подобрал бы ей отец. И ему было жаль, что единственное, что он способен ей дать – его безграничная любовь, одновременно отнимала у нее всё остальное.
Они целовались, ничего не видя и не слыша. Где-то за пределами этой сладостной дымки смеялись их друзья, где-то чуть дальше взвизгнули шины сорвавшейся с места машины. Это всё осталось за кадром, потому что они сосредоточились лишь друг на друге.
49
– Стойте, стойте! Не двигайтесь! Вот так!
– Да ты достал! – взмолился Виктор.
Давид продолжал ползать вокруг с баллончиком.
– Долго еще? – поинтересовалась Джема, замечая косые взгляды прохожих.
– Чуть-чуть!
Так вышло, что они все вместе гуляли по городу и ели мороженое. Витя остановился у здания музея, чтобы прочесть афишу художественной выставки. Он обнял Джему, они стали болтать о возможности или невозможности того, что однажды и их работы могли бы оказаться в этом музее, и тут Давид… нет, не вмешался в спор! Он вспомнил о своей излюбленной теме и стал рисовать тень влюбленных!
А пока он старательно вырисовывал баллончиком линии за их спинами на асфальте, им, разумеется, нельзя было шевелиться.
– Круто получается! – сделал фотографию Фил. Отошел на пару шагов назад и щелкнул еще раз.
– О, боже, – рассмеялся Жора, видя, как из дверей музея выходит охранник, – бежим!
И они сорвались с места.
Джема крепко держала руку Вити и не переставая смеялась. Даже бежать не было сил. Тучный охранник решил, что ему за хулиганами не угнаться, поэтому просто сыпал проклятиями вдогонку.
– Подумаешь, на асфальте нарисовали! – возмутился Давид, когда они завернули за угол и сбавили шаг. – Это тоже живопись! Музей у них там или как?
Так же смеясь, они сели на мотоциклы и помчались к берегу.
Там, словно разом лишившись разума, молодые люди, скинув одежду, понеслись к воде. Накупавшись до хрипоты, до синих губ и до привкуса соли в носу, они выкарабкались на пляж и распластались на теплом песке рядом с разбросанной повсюду одеждой и обувью.
Джема поводила ладонями по песку и присела. Она вгляделась в даль. Цвет моря менялся: то синий, то голубой, то бирюзовый, то темно-зеленый с переходами. Девушка подняла руку и посмотрела, как небо просачивается сквозь пальцы. Безбрежное, тихое, почти прозрачное.
Виктор тоже поднялся и тоже вытянул руку:
– Что ты там видишь?
Она улыбнулась:
– Смотри не на руку, Миллер. Смотри на небо.
Свет пронзал кожу насквозь, она казалась оранжево-красной, светилась.
– Мы такие хрупкие внутри, – прошептала Джема.
Витя поднес свою руку к ее руке, закрыл своей ладонью ее ладонь, и свет больше не мог проникать через кожу девушки.
– Так крепче, – сказал он.
Джема положила голову на его плечо, переплела их пальцы вместе:
– А вот так идеально.
– Нет, – усмехнулся парень. Поднес их руки к своему сердцу и прижал к груди. – Вот так.
Витя улыбался счастливо, как мальчишка, и она рассмеялась.
– Тебе принадлежит весь этот город, – тихо сказал он.
– А тебе – мое сердце, – ответила Джема.
И это было в тысячу раз важнее.
Уже поздно вечером, когда все друзья собрались в мастерской, Виктор подозвал ее к себе:
– Не собираешься домой?
Девушка обняла его за шею:
– Совсем не хочется.
– Страшно?
– Вообще-то, да, – печально призналась она. – Днем казалось, что я горы могу свернуть, а теперь… – Джема посмотрела на весело спорящих друзей, на танцующую у окна Беллу. – Даже не знаю, как к такому можно быть готовой морально.
Парень притянул ее к себе и поцеловал в лоб:
– Наверное, лучше вернуться, иначе скандала не избежать.
