– А ты ничуть не изменился, – покачала головой Тамара.
– Я? О нет, я изменился! Ты же мне всю кровь выпила! Ты же меня так унизила, что мне стоило огромных усилий остаться здесь и поставить этот город на колени, заставить уважать себя!
– Я ни минуты не сомневалась в своем выборе, Сулейман, – почти прошептала женщина, пятясь, – а сейчас убедилась, что была права. Ты – настоящее чудовище…
– Ха, – рассмеялся над ней мэр, – зато у меня есть всё! А с чем осталась ты?
– У меня есть мой сын, и я им горжусь. – Она остановилась и тяжело вздохнула. – А еще у меня была настоящая любовь. Недолго, но была. И память о ней я буду хранить всегда. Тебе такого не понять. – Тамара улыбнулась. – У тебя и сердца-то нет.
– Дура! – бросил ей мужчина. Сел в машину и уехал.
53
Как вообще принимаются такие важные в жизни решения? Нужно долго думать, строить планы, советоваться с кем-то или просто выйти в дверь, не оповещая родителей о том, что уходишь навсегда?
Джема прекрасно понимала, что она уже совершеннолетняя и что может поступить как ей хочется. Но это перед законом. А перед совестью? Психологическое давление, запугивание, угрозы, чередующиеся с похвалой за успехи, – это ведь особый вид воспитания. Он эксплуатирует инстинкты ребенка. И все это она пережила, даже не подозревая об этом.
Джема привыкла всю сознательную жизнь поступать так, как нужно, но не потому, что она понимала, что так правильно, а чтобы порадовать папу. И потому, что боялась его.
Она интуитивно понимала, как следует себя вести, чтобы он оставался в хорошем настроении, ведь плохое ее очень сильно пугало. Девушка не знала, что бывает по-другому, поэтому принимала манипулирование своим сознанием за заботу.
Еще совсем недавно она и подумать не могла, что чего-то лишается, не общаясь со сверстниками вне учебы и выдавая папины мечты за свои. А теперь злилась. За то, что ее обманывали. За то, что запретили продолжить обучение изобразительному искусству. За то, что решили, будто сами могут выбирать, кого ей любить, а кого нет.
Она надела спортивный костюм, сложила в сумку минимум одежды, документы и одну пару обуви. Достала аккуратно припрятанный рисунок из-под подушки, убрала его в карман и посмотрелась в зеркало. Для того, кому позволялось самому принимать решения, этот поступок не был чем-то из ряда вон выходящим. Для нее это было настоящим испытанием духа.
Джема вышла из комнаты и медленно спустилась в гостиную. Просто смотреть прямо перед собой для нее уже было подвигом.
– Это еще что такое? – крякнула, поднимаясь с дивана, мачеха. – Тебя кто-то куда-то отпускал?
– Я ухожу, – сказала девушка. Ни один мускул не дрогнул на ее лице.
– Куда это ты собралась?! Сейчас я позвоню твоему отцу!
– Можете звонить куда хотите, – тихо проговорила она, – можете даже избить меня и запереть в комнате, но я уйду. Сегодня, или завтра, или через год. – Она улыбнулась. – Можете даже посадить меня на цепь. И все равно я умру свободным человеком.
В лицо Розы ударила краска, ее затрясло мелкой дрожью.
– Иди! Уходи! Приползешь потом на коленях, будешь умолять тебя простить! А я… – она едва не захлебывалась своим ядом, – я скажу отцу, чтобы не прощал! Кому ты такая будешь нужна, а? Думаешь, долго выдержишь без денег? Думаешь, твой черный дружок станет тебя кормить? Да ты же ни дня никогда не работала!
– Спасибо вам за всё, – просто сказала Джема.
Взяла поудобнее сумку и пошла к выходу.
В коридоре она столкнулась с Яной. Горничная, сцепив пальцы на груди, провожала ее взглядом. Ее губы были так плотно сжаты, что побелели. «Всё будет хорошо», – кивнула ей Джема. И вышла за дверь.
Типографские станки затихли, рабочие уже разошлись. Белла позвонила брату и доложила, что за смену было сделано всё, что запланировано. Она выключила свет в цеху и прошла в конторку, чтобы заварить себе кофе. Ее мозг лихорадочно соображал: как же привлечь интерес федеральных СМИ к готовящейся протестной акции?
С одной стороны, если соберется достаточное количество участников, то они сами обратят на них внимание. С другой – народ могут разогнать бойцы гвардии и омоновцы еще в момент сбора на площади. Понятно, что разрешения на мирную демонстрацию им не получить, но просить его у администрации – это как заранее подписывать себе приговор. Так себе перспектива. И опять всё шло к тому, чтобы идти против закона.
Кофе чуть не сбежал, и Белла обожглась, снимая турку с огня. Выругалась, сунула обожженный палец в рот. Времени оставалось мало, а у нее, как назло, всё валилось из рук. Ухватив ручку турки полотенцем, девушка разлила кофе по кружкам. И вдруг задумалась: а почему две?
По привычке налила себе и брату, хотя тот уже ушел.
– Тьфу, – сплюнула она, ругая себя.
И вдруг услышала стук в дверь. В груди неприятно зажгло от страха. Тело еще помнило острую боль от пинков ботинками и оглушающий звон ударов по лицу. Зря она засиделась допоздна! И даже не позвонила кому-нибудь из парней, чтобы встретили. Кого это к ней принесло?
Она на цыпочках подошла к двери и сказала:
– Закрыто!
– Белка, это я! – пропищал кто-то снаружи.
– Да ладно, – усмехнулась девушка, отпирая засов. Распахнула дверь и уставилась на промокшую под дождем Джему с сумкой на плече. – Не может быть…
– Можно войти? – шмыгнула носом девчонка.
– Валяй! – Белла отошла в сторону. Дождалась, когда та переступит порог, закрыла дверь на ключ.
– Ничего, что я… пришла? – тяжело дыша, спросила Джема.
И поставила сумку на пол.
От сумки в разные стороны разбежались ручейки воды. Похоже, ливень на улице был неслабый.
– Проходи! – пригласила Белла, оглядывая ее с ног до головы. Девушка дрожала, одежда на ней промокла до нитки, а волосы свисали на лицо мокрым гнездом. – Тебе бы просохнуть и переодеться.
– Тттолько не во что, – жалобно пискнула Джема, – кажется, сумка вся промокла.
– Я принесу тебе что-нибудь из своего.
Белла сходила в раздевалку и достала из шкафчика футболку, шорты и кардиган. Она частенько оставалась здесь с ночевкой, поэтому проблем со сменкой у нее не было.
– Держи, – сказала она. Протянула вещи и отвернулась к стене. Как бы там ни было, дружба это святое. Она не станет глазеть на девушку Вити.
– Я всё, – окликнула ее Джема, – посушить бы мою одежду.
– Давай! – Белла развесила одежду девушки на батарее.
– Ждешь кого-то? – робко покосилась на чашки с кофе Джема.
– Очевидно, тебя! – хмыкнула девушка и указала на стул. – Садись.
Гостья села, сложила по-турецки ноги и внимательно оглядела каждый сантиметр помещения.
