Но Виктор, точно прочувствовав особое настроение Дины, а может, и сам залюбовавшись красотой природы, скинул постепенно скорость.
М-да.
Ни о какой службе безопасности и охране она не то что не задумывалась, и не представляла даже – а зачем? И стыдно признаться, но даже не замечала до поры ее невидимого постоянного существования где-то рядом вообще, пока ей не объяснили.
А дело вот в чем. Когда Гарандин передал большую часть своих активов государству и удалился «в природу» на покой, он предложил начальнику своей службы безопасности рекомендацию и новое трудоустройство у одного финансиста высокого уровня, который с интересом принял его кандидатуру. Уж больно непростой дядька этот Гусаров Клим Викторович, очень-очень непростой, даже Владу многое из его биографии неизвестно, а потому что наглухо засекречено.
Ладно, неважно. Хотя, наверное, именно это и важно.
Но Клим Викторович не принял предложение Гарандина.
– Не, Владислав Олегович, я с тобой.
– Так я, считай, что на пенсию, Клим Викторович, – подивился такому заявлению Гарандин, – тишь-блажь да божья благодать. Сельская пастораль, лошадки-козочки.
– Вот и я с тобой в благодать с пасторалью, – спокойным, уверенным тоном принявшего решение человека оповестил Гусаров, уточнив на всякий случай: – Если не прогонишь, конечно.
– Клим Викторович, – перешел к конкретике Гарандин, – это совершенно не твой уровень. Уж кто-кто, а ты-то точно в курсе, что и сколько я отдал. Я и в самом деле собираюсь осесть в покое на природе, самоустранившись из большой игры.
– Да мне тоже, Владислав Олегович, природа нравится, – настаивал Гусаров, говоря больше взглядом, чем словами. – Может, заведу семью в тишине и спокойствии, наконец. Да и за тобой пригляд нужен.
– Ну, как знаешь, – не стал настаивать Гарандин, который оценил такую преданность и уважение.
По-хорошему Гусаров был прав – ушел ты, не ушел из большого бизнеса, а людей, нежно затаивших на тебя обиду и желающих поквитаться за прошлые дела, найдется немало, и таких настойчивых, которые могут и попытаться это сделать, так что охрана нужна, тут уж не поспоришь. Пусть и не такая серьезная, как раньше, но нужна.
Но тут взбунтовался сам Гарандин, твердо заявив, что именно от всего этого и уходил – от модели той самой жизни и от вечного присутствия в ней охраны. И грозит там ему что, не грозит – пофиг: если кому сильно припрет, так его везде достанут. И выторговал себе свободу передвижения и жизни. Правда, гораздо позже выяснилось, что Гусаров отправлял за ним в дальние поездки, особенно в Москву, негласное сопровождение, которое Влад не так уж быстро и вычислил.
Повыясняли отношения на повышенных тонах, и Гусаров махнул рукой – ладно, как хочешь, но одна машина с парой ребят всегда будет.
В общем, лет через пять отпустили Гарандина ребята из-под плотного постоянного контроля. Его да, а вот семью его – нет.
И тут появилась молодая жена и – фигак – сразу попала под опеку Клима Викторовича, а вместе с ней и вся ее шумно-беспокойная родня.
– Не-не-не, – в категорическом тоне отмел начальник охраны все весомые аргументы Дины, которая сопротивлялась тому, что к ней приставили охрану, – никаких «сама» и «обойдусь». Вы, Дина Константиновна, четырнадцать лет рисковали и подставлялись по полной программе. И есть не меньше сотни решительных дебилов, жаждущих вам отомстить и мечтающих поквитаться. К тому же и Владислав Олегович не без «хвостов» из прошлого. Так что в пределах «Караса» – пожалуйста, можете передвигаться и находиться без охраны, у нас тут все под контролем, но на выезде – только с ребятами.
В последней надежде она просительно посмотрела на Гарандина в поиске поддержки, подумывая про себя: может, поскулить жалобно.
Но нет, не прокатило.
– Я согласен с Климом Викторовичем, – твердо сказал Влад. – До фига идиотов, желающих тебе отомстить.
– И за семьей вашей присмотрим, не беспокойтесь, – улыбнулся довольный Гусаров.
Вот так и образовался водитель, он же охранник Виктор. На выезде. Слава богу, что хотя бы только на выезде.
Ну ладно, ладно, может, мужчины и правы, напомнила она себе лишний раз. Ну на самом деле. Потом Дина обнаружила, что ездить пассажиром даже как-то приятней и, главное, спокойней и многое можно сделать за это время – почитать-написать, созвониться с кем-нибудь, в инете позависать, да и просто подумать.
Семь месяцев прошло с той знаменательной аварии. Семь. Да уж.
Лешик стал центром притяжения и объединения всей семьи, одним своим появлением примирив и соединив оба семейства в дружный, единый, сплоченный коллектив единомышленников, благополучно забывший какое-то глупое, пустое и никчемное недопонимание, случившееся при первой их встрече. Такая все это пустая ерунда на самом деле.
Дина с Владом очень быстро оформили опекунство благодаря ее многолетним связям, деловым и дружеским знакомствам, наработанным за годы существования ее Кризисного центра. И сразу же подали документы на усыновление, которое также прошло в кратчайшие сроки и без каких-либо проволочек и сложностей.
Лешика обожали все, да и невозможно было к этому ребенку относиться иначе – он словно солнышко согревал всех вокруг своим невероятным позитивом, своей солнечной улыбкой и заливистым смехом, кипучей, бурной энергией, задором и восторженным восприятием жизни как большого приключения.
И любил всех-всех-всех вокруг, и настолько щедро раздавал свою любовь, что каждый, находясь рядом с этим малышом, чувствовал себя абсолютно счастливым. Но самым поразительным образом сложились отношения Лешика и Ивана, это было нечто удивительное, насколько глубоко и тонко они чувствовали и понимали друг друга.
Поражались все этой их невероятной связи на каком-то духовном, что ли, уровне. У мальчишек даже сложился свой особый язык, на котором они общались, вернее не язык, а манера передачи мысли друг другу – им порой и слова-то не нужны были. Могли часы проводить вместе и, даже когда Иван занимался, Лешик устраивался рядом с названым братом и читал свои книжки или играл, и было им двоим абсолютно хорошо и гармонично вместе.
Вообще что-то запредельное.
Ах да, еще одного, скажем так, косвенного члена семьи чуть не забыли – мини-коня по кличке Симеон, которого все звали просто Сеня.
Великого, любимого друга Лешика.
Гарандин иногда принимался недовольно ворчать-бурчать, когда Лешик притаскивал за собой Сеню на участок и тот, пользуясь бесконтрольным попустительством, хрумкал сочной молодой петрушкой и салатными листьями прямо с грядки с совершенно невозмутимым королевским видом, пока его кто-то не ловил за этим занятием и не отгонял по- дальше.
– Не удивлюсь, когда обнаружу Сеню в оранжерее жующим нашу герань! – включал недовольного хозяина Гарандин.
– А она вкусная? – тут же заинтересованно спрашивал Лешик, заботясь о друге любимом.
