Валентине прекрасно жилось у Боровиковых, она твердой рукой вела домашнее хозяйство. Все шло хорошо. И вдруг хозяин покончил с собой, повесился в ванной.
Валентина прервала рассказ:
– Наталья Ивановна супруга нашла, в обморок упала. Я полицию вызвала.
Валентина заложила за ухо прядь волос.
– Ну да вам эта история не интересна. Хозяйка сразу из особняка уехала. И понятно почему, мало кто захочет остаться в доме, где трагедия произошла. А потом и вовсе из России они с дочерью улетели. Мне она в подарок за годы службы купила этот дом, где мы сейчас находимся, платит зарплату, попросила присматривать за особняком, показывать его покупателям.
Анетина подлила мне еще чаю.
– Да никак дом не продается. Это, значит, длинное предисловие. Теперь главная часть. Как-то раз я приехала на работу. Есть у меня в характере занудность. Сама себе правило придумаю, а потом сама на себя злюсь, что не получается его соблюдать. Я в Ложкино прикатываю каждый день в два часа, уезжаю, если ничего особенного не произошло, в пять. Ну, значит, вошла я в дом, в кухню направилась, глядь, на столешнице у кофемашины пятнышко коричневое. Маленькое. А в моих правилах занудства, о которых я уже сказала, строго прописано: где готовят еду, там должна быть идеальная чистота. Я отлично помнила: когда уезжала, не было пятна, и я не тот человек, чтобы кофе чуть-чуть пролить и не вытереть. Ложкино строго охраняется, маловероятно, что в дом залез посторонний. Особняк на охране, секьюрити получат сигнал, мигом прилетят. Это мне голос разума говорил, а другой кто-то в уши шептал: «Валя, беги, проверь, все ли цело». И я понеслась по этажам в ритме танца с саблями. Ничего не пропало. Но! В гостиной на трех окнах рулонки были опущены до самого низа, а на четвертом чуть выше, и занавески неаккуратными складками висели.
Валентина усмехнулась.
– За что Наталья Ивановна меня ценила? Да за мои правила занудства, а в них указано: окна должны находиться в идеальном состоянии, большинство горничных не видит, что драпировки некрасиво висят, открыли-закрыли их, и ладно. А я всегда прислугу заставляла ровные складочки выкладывать. Поскольку сейчас я одна в особняке служу, то сама все делаю.
Анетина подперла подбородок кулаком.
– Сложила я все, что увидела, вместе: пятно, рулонки, портьеры, и сообразила: кто-то, зная, что дом пустует, в него захаживает. Зачем? Как внутрь попадает? Ну и решила поймать «гостя». Сделала вид, что ушла, все заперла, на машине своей уехала. Потом оставила ее на служебной парковке за оградой, а сама тайком в дом шмыг. Затаилась в кладовке.
– Никогда бы так не поступила, – воскликнула я, – а вдруг это какой-нибудь бомж, беглый уголовник?
Валентина вскинула брови.
– Такой аккуратный, что, уходя, полный порядок в доме навел, только пятнышко и рулонку с занавесками не заметил? Нет. Грешным делом, я подумала на Лизу Маранину.
– Это кто? – изумилась я.
– Экономка телеведущего Китова, – уточнила собеседница, – у нее любовник начальник охраны. И где им шуры-муры крутить? В доме у звезды экрана? Да никогда. Борис Евгеньевич женат, домой Лизку не поведет. Особняк Боровиковых самое подходящее место. Но я ошиблась. Вечером появились подростки, мальчик и девочка, Веня и Леся. Только они устроились в гостиной, я свет зажгла во всем доме, есть там такой выключатель, и в гостиную. Веня меня увидел, с перепугу ляпнул:
– Вы как сюда попали?
Я ответила:
– Меня зовут Валентина, я работаю в этом доме управляющей. А вот вы как сюда попали?
Глава 22
Анетина взяла со стола ложку и начала вертеть ее в руке.
– Ты, наверное, знаешь, что у них дома творится?
– В общих чертах, – ответила я, – без подробностей.
Валя махнула рукой.
– Когда Веня рассказал мне про их жизнь, я не поверила. Подростки могут бессовестно соврать. Но Веня, на мой взгляд, придумал нечто похожее на глупый роман про маньячку-мать и отца-идиота. И брат, и сестра уверяли, что их сделали инвалидами. Вера детей закармливает лекарствами, БАДами, потчует какими-то «лечебными» травяными сборами!
Валентина закашлялась и сделала несколько глотков чая.
Я воспользовалась паузой в ее речи.
– Я никогда не видела Веню. А вот с Лесей встречалась. Девочка до невозможности худая, кожа да кости. Ходит с трудом, опирается на костыли. Из комнаты в комнату кое-как добирается, по улице ее возят в инвалидной коляске. Но когда я с ней встречалась тайно, девочка вполне хорошо шла потом домой. Без палки, не хромала.
Анетина улыбнулась.
– Ты меня не дослушала. Я им тоже сначала не поверила, пообещала родителям рассказать, что они по чужим домам шуруют. Они испугались, объяснили, что им запрещено пользоваться интернетом, нет телевизора, мобильных. В школу не пускают, мать учит их дома. Дети находятся в полной социальной изоляции. Кирилл зарабатывает приличные деньги. И у него есть любовница, но он к ней не уходит и скрывает эту связь.
Валентина отвела взгляд в сторону.
– Дети считали себя очень больными. А что им оставалось делать, если с утра до ночи они слышат: «Вы инвалиды». И ребятам реально плохо. Леся в припадках бьется, судороги в ногах сильные. Веня весь сыпью покрывается. А однажды Вениамина после того, как мать ему на ночь пригоршню таблеток проглотить велела, затошнило. Вера тогда уже ушла. Мальчик поспешил в туалет, его вырвало, пилюли не успели в желудке раствориться. Сначала он испугался, хотел к родителям бежать. А потом сообразил: мать впадет в панику. Вера – истеричка, она по любому поводу кричит: «Я не виновата. Я не виновата!» Рыдает! Трясется. Вене жалко ее, он себя виноватым чувствует. Из-за страха за его здоровье она себя до сердечного приступа доводит. Он решил просто лечь и подождать. Если ему плохо станет, то тогда придется правду рассказать. Понимаете?
Я кивнула.
– Ребенок не хотел стать причиной очередного маминого нервного расстройства.
Валентина поморщилась.
– Именно так! Он устроился под одеялом, быстро заснул, проснулся и удивился. Сыпь уменьшилась, кое-где вообще пропала. Мальчик с радостью сообщил матери новость. Та в восторг пришла. И вечером велела сыну пить другие таблетки. Веня их покорно проглотил, а утром! Прямо как прокаженный стал! На следующий день ему стало еще хуже, просто ужас. Он даже пить не мог, во рту язвы появились. Вечером мать дала ему старые лекарства. Через сутки высыпания слегка уменьшились. И Веня внезапно сообразил: а вдруг медикаменты не лечат аллергию, а вызывают ее? И он проделал любимый трюк тех, кто лечится в психушке, спрятал пилюли под языком, изобразил, что проглотил их, а сам выплюнул, когда мать ушла. Утром большинство прыщей «потухло».
– Очень странно, – пробормотала я, – хотя аллергия такая штука…
Валентина поежилась.
