– Я же говорила, там только шкаф, – повторила Бобанова.
– Который элементарно можно отодвинуть, – хмыкнула Алена и быстро сдвинула гардероб.
– Дверь в стене! – ахнула Ксения.
Спутница толкнула створку.
– Пожалуйте на склад! Берите что хотите.
Психолог схватилась за голову.
– Боже! Как же так! Незаперто! Там лекарства! А у нас есть те, кто избавляется от наркозависимости!
Алена развела руками.
– А вот так! Со стороны склада дверь закрыта стеллажом, но он легко отодвигается. Я-то голову сломала, как вор к медикаментам подбирается, потом увидела на полу царапины и поняла, что стеллаж двигали. Ну и нашла дверь.
Ксения кинулась к директору интерната. Они вместе обыскали спальню Губаревой, подняли матрас на кровати и нашли под ним несколько коробок с лекарствами. Затеялось выяснение и после долгого отрицания очевидного вранья, слез, криков: «Мне плохо, я умираю», Вера призналась:
– Пью таблетки. Случайно нашла ход на склад.
– Зачем? – искренне удивилась Ксения. – Они же делают тебя больной.
– Да, – прошептала девочка, – но тогда меня все жалеют, заботятся, я становлюсь особенной, не такой, как все.
Бобанова склонила голову к плечу.
– Вам ясно?
– Да, – кивнула я.
– А теперь догадайтесь, что я испытала, когда увидела жениха воспитанницы и это оказался мой племянник?
– Наверное, вам стало не по себе, – предположила я.
– Не по себе, – повторила Ксения, – не те слова. Молния в темечко ударила. Так вот лучше. Кирилл, правда, тоже радости не демонстрировал. Мы с ним сухо поздоровались, друг другу на шею не бросились, сделали вид, что не знакомы. Андрей представил Габузова Вере, объяснил, что он теперь ее надзиратель, а для всех – муж. Все мы расстались. Я вскоре получила нового воспитанника, довела его до аттестата, потом ушла в обычную платную гимназию. Устала от проблемных подростков. Они из меня всю энергию выкачали.
– Значит, Вениамин не родной сын Кирилла? – уточнила я.
– Нет. Елена не помнила имя мужчины, от которого родила. С Лесей та же история.
Я решила уточнить:
– Получается, что у Вениамина нет родни?
– Не могу ответить точно на ваш вопрос, – сказала Бобанова, – вполне возможно, что у подростка есть бабушка-дедушка по отцовской линии.
– Но найти их невозможно, так как мать не сообщила Вене имя биологического отца, а сама умерла, – пробормотала я.
– Именно так, – согласилась Ксения, – Вениамин, слава богу, не моя родня. Но даже если у Кирилла появятся дети, я никогда не пущу их ни в свою квартиру, ни в душу, ни в жизнь. Хватит! Господина Габузова для меня нет! А в отношении Веры… Никто не знает, что у нее на уме. В те годы, когда я занималась ее воспитанием, девочка была хитрой, эгоистичной, патологически жаждала внимания, заботы, добавьте к этому истеричность, позерство, лень, манеру перекладывать ответственность за свои неудачи на чужие плечи. Если она получала по математике очередной неуд, то объясняла всегда это непонятным текстом задания, невкусным завтраком, неудобным стулом, кривым столом, духотой в классе… Ну и так далее. Признаний: «Я просто зевала на уроке, не слушала педагога, не выполняла домашние задания» – Вера никогда не делала. Чтобы вызвать к себе сочувствие, она гениально симулировала разные недуги, у которых нет ярко выраженной клинической картины. Вначале она пару раз пыталась прикинуться простуженной. Но быстро скумекала: насморка нет, кашля тоже, глаза не красные. И стала хитрее. «Мигрень у меня», «Я задыхаюсь, когда меня ругают», «Тошнит ужасно», «Ноги подкашиваются». Актриса первоклассная, могла мигом зарыдать, слезы потоком лить. Жестокая. Ей нравилось ущипнуть человека за больное место. Среди учителей была Лидия, она страдала какой-то проблемой со щитовидкой, педагог выглядела не просто худой или тощей. Лида от скелета почти не отличалась, страстно хотела поправиться. Носила широкие плиссированные юбки, мешковатые кофты, пыталась прибавить себе объема. Вера не упускала случая ей сказать: «Лидия Андреевна! У вас такое красивое платье! Отлично сидит. Завидую вам всегда! Вы такая худенькая, любую одежду носить можете. Я прямо слон рядом с вами!» Вроде похвалила, а на самом деле в самую болевую точку гвоздем ткнула.
Ксения Петровна поправила бусы.
– Надо уточнить. До иезуитских речей Вера дошла классе в десятом. Сначала-то примитивно работала, но потом отшлифовала мастерство до блеска. Лжет, как воду пьет. Сомнительно, что она изменилась. Почему она убила Аллу? Из ревности, злости, зависти. Думаю, она и старшую сестру ненавидела, да та рано из дома уехала. Рита уродилась красавицей, рано начала карьеру строить в модельном бизнесе.
– Вы знаете Маргариту? – удивилась я.
– Чтобы понять, как работать с Верой, мне пришлось изучить ее семью, – объяснила Ксения, – нет, лично ни с Ритой, ни с ее мужем я не встречалась. Но модель активно общается с прессой. Я читала множество ее интервью, поняла, что она по характеру, как Вера, впереди всего ставит личные интересы. Но намного умнее, скрывает эгоизм, прикидывается доброй. Я видела много ее фото с больными в медцентрах, она туда часто ездит.
Я решила защитить сестру Веры:
– Наверное, у Марго нет свободного времени. И если она его тратит на поддержку тех, у кого плохо со здоровьем, то, на мой взгляд, это свидетельствует об отсутствии эгоизма.
Бобанова засмеялась.
– Дарья, добрые дела творятся тихо. Маргарита прикатывает в больницы в компании телекамер, журналистов. Потом в ее соцсетях появляются снимки, как она вручает людям всякую ерунду вроде открыток. Сплошная показуха.
– Или желание сказать всем: «В свободное время я не лежу на диване, не пью пиво, не ем воблу, а еду в клинику, чтобы порадовать больных. Берите с меня пример», – возразила я. – Фанаты часто с удовольствием копируют поведение кумира. Посмотрят на то, как Рита недужных обнимает, и волонтерами станут.
На лице собеседницы появилась растерянность.
– Не думала об этом. Возможно, вы правы. Но все равно Марго и Вера похожи, только первая рано взлетела к звездам, получила то, что хотела: славу, деньги, любовь. А Вера ничего подобного не имеет, поэтому и устраивает спектакли под названием «инвалидов обидели», ей элементарно надо кошелек набить.
– Если Вениамин не сын Кирилла, то почему того так перепугало его исчезновение? – удивилась я. – Чего ему бояться? Елена умерла, биологический отец подростка понятия не имеет о сыне-старшекласснике. Отца Елены нет в живых. Никто Кириллу претензий не предъявит. Он по документам отец паренька, и убеги Веня в семь лет, вот тут непременно в доме появились бы представители социальной службы. Но у мальчика есть паспорт, он скоро получит аттестат. Зачем Габузову волноваться? А он даже плакал.
Бобанова усмехнулась.
