Адам задумался, пытаясь понять, что это значит. Чокнутый ублюдок хотел видеть, как она умирает. Это было для него важно — видеть. Не пистолет, не нож, не дубинка, никакой крови.
Просто медленный ужасный конец, последний вдох, в котором нет кислорода, внезапное исчезновение того, что считалось само собой разумеющимся: у тебя будет воздух, чтобы дышать.
У нее не было воздуха. Его отняли.
Солтер объяснил, что владелец дома не входит в число подозреваемых и что дом пустовал. Он сообщил, что Рейчел отправилась туда в надежде встретиться с отцом, которого не знала, и что кто-то притворился ее отцом, отправив ей несколько писем. Он сказал, что следователи изучают все зацепки, анализируют улики; дополнительную информацию они предоставят тогда, когда сочтут нужным. Адам нашел пульт дистанционного управления и выключил телевизор. Когда звук пропал, дверь ванной снова открылась и на пороге показалась Пенни Гути.
— Наслушались?
— Да.
Женщина вернулась в комнату, села на диван рядом с Адамом и завернулась в плед Рейчел.
— Я хочу, чтобы вы это сделали, — сказала она.
— Знаю. Но мне понадобится ваша помощь.
— Тогда скажите, что вам нужно.
— Вы знаете что-то еще, что они не говорили? Вас спрашивали, кого вы подозреваете?
— Спрашивали, есть ли у меня идеи. Нет. Никаких имен они не называли.
— Никаких вопросов о людях, которые сидели в Мэнсфилде с вашим мужем?
— Джейсон не был моим мужем. Не называйте его так. Я не ношу его фамилию.
— Они задавали вопросы о людях, которые сидели в Мэнсфилде вместе с Джейсоном?
Она покачала головой.
— Вам что-нибудь говорит это имя: Родни Бова?
Пенни нахмурилась, потом снова покачала головой.
— Нет. А что? Кто он?
— Просто парень, который мог пересекаться с Джейсоном, — ответил Адам. — Возможно, ничего больше. — Он не хотел, чтобы Пенни сосредоточилась на этом имени — еще рано, — и поэтому не сказал, что Бова был также связан с домом, где убили ее дочь. И просто спросил, видела ли она другие письма.
— Да. Только это они мне и показали. У меня есть копии.
Полиция хотела, чтобы она внимательно прочла письма, изучила, обдумала и сказала, не возникло ли у нее подозрений.
— Могу я на них взглянуть?
— Да. — Пенни вышла и вернулась с маленькой стопкой листов. — Это Джейсон, — сказала она, отделяя два письма и отодвигая пепельницу, чтобы разложить их на столе. — Я их узнала, сразу же. От каждой страницы разит этим говнюком.
Первое письмо было достаточно невинным.
Спасибо за письмо. Твоя мама, наверное, не знает об этом, правда? Готов поспорить, ты не слышала обо мне ни одного доброго слова, по крайней мере от нее, поэтому я уверен, что она не знает. Я рад, что ты превращаешься в такую чудесную девочку. Надеюсь, жизнь у тебя сложится. Не трать свое время, беспокоясь обо мне. Я бы не хотел, чтобы ты приезжала сюда, и не знаю, что такого я могу тебе сказать, чего ты уже не слышала от других. Я не горжусь собой, и мне жаль, что ты с детства вынуждена стыдиться отца. Но сделанного не воротишь, Рейчел, я не могу вернуться назад и все исправить, так что я просто скажу, что мне жаль и что ты должна думать о себе. Похоже, ты делаешь правильный выбор. Продолжай в том же духе.
Джейсон.
— Говнюк, — повторила Пенни.
Второе письмо было еще короче. Краткая благодарность, напоминание, что матери Рейчел не понравится их общение, повторная просьба не приезжать, а затем совет хорошо учиться в школе и быть осторожной с парнями.
Третье письмо, по мнению Пенни, было написано кем-то другим.
— Видите, здесь он начинает выглядеть искренним, — сказала она. — Джейсон не способен даже притвориться искренним. Ему на всех наплевать, и он не дает себе труда даже скрывать это.
Да, тон отличался, но совсем чуть-чуть. Никакой спешки, просто осторожное выстраивание отношений. Терпение — первое, что приходит на ум. Тот, кто писал от имени Джейсона Бонда, был очень терпелив.
В следующем письме содержался осторожный намек на возможность скорого освобождения.
Готов поспорить, что твоя мать тебе не сказала, и, возможно, тебе тоже не следует ей говорить. Мы с ней больше не увидимся. Я хочу, чтобы ты это поняла. Не ради меня, а ради нее.
Это была первая проверка. Если б Рейчел сама была повнимательнее или обратилась к кому-нибудь за помощью, то узнала бы, что он еще не имеет права на условно-досрочное освобождение. Но ее ответ, по всей видимости, не оставлял сомнений, что она ни к кому не обращалась, а приняла эту новость, не проверив ее.
Жаль, что нельзя прочесть писем Рейчел. Джейсон Бонд выбросил те два, которые получил, и это говорило о нем все, что нужно было знать Адаму. Остальные, возможно, сохранились — на самом деле вероятность этого довольно велика; похоже, ее убийца был из числа любителей сувениров, — но узнать, что писала Рейчел, не было никакой возможности. Только догадаться по некоторым ответам, но это будут всего лишь догадки. Вероятно, единственным, с кем она говорила на эту тему, был ее парень. И еще Кент.
Его брат упоминался в следующих письмах.
Я очень рад, что ты решилась написать, Рейчел. Это была очень хорошая идея. Передай футбольному тренеру, что я ценю его понимание, его поддержку. Немногие люди на это способны. Он — особенный человек.
— Мог бы мне сказать, — заметила Пенни. — Ваш чертов брат мог бы поговорить с ее матерью, прежде чем поощрять такие вещи.
Адам не стал спорить.
— Она кому-нибудь об этом рассказывала? Кроме Колина Мирса и моего брата? Кому еще она доверяла?
— Она должна была доверять мне. Но не доверяла, и это моя вина. Она знала, как я отношусь к Джейсону. Может, мне не следовало быть такой непримиримой? Может, я должна была… поймите, он ужасный человек. Я настрадалась от него больше, чем от кого-либо, — пока на случилось это. И я просто хотела… защитить ее. Я не хотела, чтобы у него была возможность причинить ей вред, а он обязательно это сделал бы. Но может, мне нужно было сказать: «Рейчел, давай навестим отца; давай поговорим, почему тебе нужно держаться подальше от этого человека»? Может…
Голос ее срывался, словно наполняясь слезами, и она опустила голову, теребя пальцами молнию на толстовке.
— Я могла бы ей это сказать, понимаете? Но она прятала письма. Знала, что мне это не понравится. Она всегда была такой, моя Рейчел, не хотела меня огорчать…
Адам увидел, как слеза упала на тыльную сторону ее ладони, но не сделал попытки успокоить женщину.
— Хотите правду? — Она вновь подняла голову; ее глаза блестели от слез. — В моей жизни много дерьма. Я слишком много пью, слишком много курю, не могу удержаться на приличной работе, не слежу за домом. Но кое-что я всегда делала хорошо, понимаете? Любила свою девочку. Может, многие так не думают, не считают меня хорошей матерью, но…
