К этим словам Стара Бриммер отнесся с интересом – впервые за целый час.
– Вы отлично знаете себя, мистер Стар, – подытожил он.
По-моему, Бриммеру хотелось уже уйти. Ему было любопытно узнать, что Стар за человек, и теперь он составил о нем мнение. Все еще надеясь это мнение изменить, я потащила Бриммера опять к нам домой; но когда Стар, задержавшись у стойки, выпил снова, я поняла, что совершаю ошибку.
Вечер был кроткий, безветренный, запруженный субботними автомобилями. Рука Стара лежала на спинке сиденья, касаясь моих волос. «Перенести бы все лет на десять назад», – подумалось мне. Я была тогда девятилетней девочкой, Бриммер – студентиком лет восемнадцати, где-нибудь на Среднем Западе, а Стар – двадцатипятилетним, только что взошедшим на кинопрестол и полным радостной уверенности. И несомненно, оба мы смотрели бы на Стара с великим уважением. А вместо этого теперь – конфликт между взрослыми людьми, усугубленный усталостью и алкоголем, и мирно его не разрешить.
Мы свернули к дому, я направила машину снова в сад.
– Теперь разрешите проститься, – сказал Бриммер. – У меня назначена деловая встреча.
– Нет, не уходите, – сказал Стар. – Я еще ничего не сказал из того, что хотел сказать. Сыграем в пинг-понг, добавим рюмку, а потом уж сцепимся всерьез.
Бриммер заколебался. Стар включил юпитер, взял ракетку, а я сходила в дом за виски, не смея ослушаться Стара. Когда я вернулась, у них вместо игры шло гулянье – Стар кончал уже опустошать коробку мячиков для пинг-понга, посылая их в Бриммера один за другим, а Бриммер отбивал их в сторону. Стар взял у меня бутылку и сел в кресло поодаль, хмурясь оттуда грозно и властительно. Он был бледен, до того прозрачен, что почти видно было, как алкоголь течет по жилам и смешивается с другой отравой – усталостью.
– В субботний вечер можно и покейфовать, – сказал он.
– Сомнительный кейф, – сказала я.
Стара явно одолевала эта тяга – уйти в изнеможение, в шизофреническую тьму.
– Сейчас я Бриммера буду бить, – объявил он через минуту. – Займусь этим лично.
– А не проще ли нанять кого-нибудь? – спросил Бриммер.
Я знаком попросила его молчать.
– Я не перекладываю на других грязную работу, – сказал Стар. – Разделаю вас под орех и отправлю вон из Калифорнии.
Он поднялся с кресла, но я остановила его, обхватив руками.
– Перестаньте сейчас же! О, какой вы нехороший.
– Вы уже на поводу у этого субъекта, – мрачно проговорил Стар. – Вся молодежь у него на поводу. Несмышленыши вы.
– Уходите, прошу вас, – сказала я Бриммеру.
Костюм у Стара был скользко-шелковистый, и он вдруг выскользнул из моих рук и пошел на Бриммера. Тот, пятясь, отступил за стол – со странным выражением на лице, которое я потом расшифровала так: «И только-то? Всему делу помеха – вот этот полубольной мозгляк?»
Стар надвинулся, взмахнул рукой. С минуту примерно Бриммер держал его левой на расстоянии от себя, а потом я отвернулась, не в силах дольше смотреть. Когда взглянула опять, Стар уже лег куда-то за теннисный стол, а Бриммер стоял и смотрел на него.
– Прошу вас, уходите, – сказала я.
– Ухожу. – Он все смотрел на Стара; я обошла стол. – Я всегда мечтал, чтобы на мой кулак напоролись десять миллионов долларов, но не предполагал, что выйдет таким образом.
Стар лежал без движения.
– Уйдите, пожалуйста, – сказала я.
– Не сердитесь… Я помогу…
– Нет. Уходите, прошу. Я не виню вас.
Он снова взглянул на лежащего, слегка устрашенный тем, как основательно усыпил его в какую-то долю секунды. И быстро пошел прочь по траве, а я присела на корточки, принялась тормошить Стара. Он очнулся, весь судорожно дернувшись, и вскочил на ноги.
– Где он? – воскликнул Стар.
– Кто? – спросила я наивным тоном.
– Американец. Какой тебя дьявол толкал за него выходить, дура несчастная?
– Он ушел, Монро. Я ни за кого не выходила.
Я усадила Стара в кресло.
– Он уже полчаса как ушел, – соврала я.
Раскиданные пинг-понговые мячики созвездием блестели из травы. Я открыла кран дождевателя, намочила платок и вернулась к Стару, но синяка на лице не видно было – должно быть, удар пришелся сбоку, в волосы. Стар отошел за деревья, и его стошнило там; я слышала, как он потом нагреб земли ногой, засыпал. Возвратился он посвежевший, но, прежде чем идти в дом, попросил чего-нибудь прополоскать рот, и я унесла виски и принесла бутылку с полосканием. Тем и кончилась его жалкая попытка напиться. Мне случалось наблюдать, как назюзюкиваются первокурсники, но по неумелости полнейшей, по отсутствию всякой вакхической искры Стар их бесспорно превзошел. Ему достались тошнота и шишки, и больше ничего.
Мы вошли в дом; узнав от кухарки, что на веранде отец с Маркусом и Флайшэкером, мы повернули в «интерьерную». Но где ни пытались сесть, всюду была лощеная скользкая кожа, и наконец я устроилась на меховом коврике, а Стар – рядом, на скамеечке для ног.
– А он крепко получил? – спросил Стар.
– О да, – ответила я. – Очень крепко.
– Вряд ли. – Помолчав, он прибавил: – Бить я его не хотел. Просто хотел прогнать. Он испугался, видимо, и двинул меня.
С этим – очень вольным – истолкованием случившегося я не собиралась спорить, спросила только:
– В душе, наверно, теперь злость на Бриммера?
– Да нет, – сказал Стар. – Я же был пьян. – Он огляделся. – В этой комнате я раньше не бывал. Кто ее декорировал? С нашей студии кто-нибудь?
– Что ж, пора и трогаться, – сказал он затем, уже обычным своим приятным тоном. – Съездим-ка мы, на ночь глядя, к Дугу Фербенксу на ранчо, – предложил он мне. – Я знаю, он вам обрадуется.
Так начались те две недели, когда нас всюду видели вместе. Достало уже и одной, чтобы Луэлла поженила нас в своей колонке светской хроники.
(На этом рукопись обрывается)
Послесловие
По свидетельству английской журналистки Шейлы Грэхэм, близко познакомившейся с Фицджеральдом в Голливуде, роман был задуман в 1938 году, а начат весной следующего года, когда истек срок контракта писателя со студией «Метро-Голдвин-Майер». Книга писалась урывками; Фицджеральду приходилось все время заниматься литературной работой для денег. Сохранились многочисленные заметки автора к «Последнему магнату», часть которых опубликована критиком Эдмундом. Уилсоном, подготовившим законченные главы к изданию (1941 г.). Из этих заметок явствует, что Фицджеральд успел довести действие примерно до середины. Однако вторая часть романа уже была им продумана вплоть до частностей развития сюжета. Обильный подготовительный и черновой материал облегчил Э. Уилсону как редактирование написанных глав, так и предпринятую им реконструкцию дальнейшего хода повествования.
