Но Эйприл уже знала о вещах его матери больше, чем нужно. Больше, чем он сам.
Почти всю жизнь Хью скрывал этот хлам. Он никого не мог сюда позвать и жил в постоянной тревоге. Да, мать обожала Хью и делала все для его безбедной жизни: много работала и, несмотря на небольшую зарплату и отсутствие алиментов от нерадивого отца, сумела многое дать единственному сыну. Она не заслуживала чьей‑то глупой критики или негативной оценки.
Необычное хобби матери Хью вовсе не определяло суть ее характера. И все же, если бы кто‑то узнал об этой ее странности…
Чайник закипел, и Хью заварил себе бодрящий напиток, оставив пакетик свисающим из кружки.
Вчера Эйприл сама захотела уйти, но он, нисколько не сомневаясь, отклонил это предложение. И теперь он понимал, что все сделал правильно.
Если бы он не нашел Эйприл, пришлось бы искать кого‑то еще. Но она, по крайней мере, никак не была связана с его работой, с его близким кругом друзей и знакомых. С кем‑либо, кто мог знать его мать. Наверное, новая работница не задержится здесь надолго: вернется в Австралию или отправится в какую‑то другую страну, в которой будет явно жарче, чем в Лондоне. В любом случае она увезет секрет его матери с собой.
Телефон Хью завибрировал — пришло сообщение.
«Не хочешь расслабиться и выпить после работы в „Сэйнте“?»
Сообщение из рассылки для группы велосипедистов. Эти люди нравились Хью: они мотивировали его, заставляли чувствовать себя сильным, ловким, выносливым.
«Извините, сегодня не получится», — ответил он.
Ему нравилось кататься в этой славной компании, но они никогда не встречались в клубах или пабах. Хью вообще избегал массового скопления людей — в давке и суете он ощущал себя так же дискомфортно, как среди коробок матери.
Боязнь толпы была с детства. Он толком не знал почему: возможно, из‑за ночных кошмаров юности, когда ему снилось, будто он задыхается под лавиной пыльных ящиков, упавших на него?
Впрочем, теперь это уже не так важно.
Хью, конечно, не любил тусовки. К счастью, его постоянные отказы провести вместе время не слишком беспокоили приятелей. Но конечно, он знал: все они считали его немного странным. Собственно, Хью привык к этому ощущению: он и в школе слыл не совсем обычным ребенком. Еще бы: ведь он даже никогда не приглашал никого из друзей к себе домой.
«Эй, ребята, не хотите пойти ко мне и посмотреть на „клад“ моей матери?»
Так бы могло прозвучать его приглашение? Конечно, Хью никогда бы не допустил ничего подобного.
Внезапно раздался звонок в дверь.
Было довольно рано для каких‑либо визитов, и он точно никого не ждал. Хью направился к двери, все еще держа чашку в руке. Там мог быть только разве что представитель благотворительного фонда или какой‑нибудь религиозной секты.
Но на пороге стояла Эйприл — в пальто и шарфе. В руке она держала коробку с крупной надписью «Хью».
Хью невольно сузил глаза, увидев перед собой эту девушку. Да, конечно, она понимала, что он не ждет ее сейчас.
На нем была футболка, черные джинсы, расстегнутая толстовка. Он стоял перед ней босиком, и его волосы, как того и следовало ожидать, были растрепанными, словно он только что проснулся. Еще вчера он был гладко выбрит, и уже сегодня щетина вернулась. Эйприл не могла скрыть от самой себя, что ей это чертовски нравилось.
Впрочем, Хью Беннел был невероятно привлекательным и сексуальным в любом состоянии. Но Эйприл могла поспорить, что сам он даже не догадывался об этом.
— Мисс Спенсер? — спросил он.
Почему именно мисс Спенсер? Не Эйприл. Хью определенно не впечатлен ее ранним визитом.
Она нервно сглотнула.
— Я увольняюсь, — сказала она. — Не смогла сообщить об этом в письме.
Порыв холодного ветра проник в дом. Эйприл тепло оделась, но все же вздрогнула, стоя на пороге, что не осталось незамеченным для Хью. Он отступил и жестом пригласил ее войти.
Эйприл моргнула — она не ожидала, что Хью сделает это. Скорее всего, он вовсе не хотел, чтобы она заходила. Но по его взгляду сложно было что‑либо понять.
Каким‑то чудесным образом Эйприл удалось протиснуться сквозь очищенное от коробок пространство, и на самое короткое мгновение она случайно коснулась плеча Хью. Это прикосновение было почти неощутимым, учитывая ее шерстяное пальто и толстовку Хью. Но Эйприл тут же покраснела. Она почувствовала, как ее щеки буквально пылают.
Как нелепо! Ведь они соприкоснулись только одеждой.
Эйприл заставила себя перевести взгляд на мебель. Подвальная квартира Хью оказалась довольно вместительной, чистой и аккуратной. На стенах висели два велосипеда, больше ничего. И вообще, дом был довольно пустым — Эйприл не заметила каких‑то безделушек, декоративных подушечек и прочей милой ерунды. Только лишь стол, стоявший прямо напротив окна, выдавал здесь присутствие жизни. Разбросанные блокноты, ручки, бумаги все же говорили о том, что хозяин квартиры не столь совершенен, каким хочет казаться.
Эйприл и Хью стояли возле его темно‑коричневых диванов, но Хью все еще не предложил ей сесть. Румянец исчез, и Эйприл наконец смогла посмотреть на своего босса: правда, в глаза взглянуть так и не решилась. В его все понимающие умные глаза.
— Я нашла еще кое‑что интересное. Пару совместных фотографий с твоей матерью и открытку на день рождения, — произнесла Эйприл намеренно приподнятым тоном.
Хью тут же попытался что‑то сказать в ответ, но она покачала головой, всем своим видом демонстрируя, что не намерена слушать его возражения.
— Конечно, возможно, я должна была выбросить их, как ты и настаивал. Но потом я нашла маленькую пластиковую коробочку для пленки. И знаешь, что в ней было? Детские локоны.
Эйприл смело взглянула в глаза Хью.
— Думаю, это твои волосы. Я не смогла взять на себя ответственность и выбросить их.
Эйприл осторожно поставила коробку на кофейный столик.
— Здесь много твоих личных вещей. Если хочешь, можешь выбросить их. Я не вправе этого делать.
Она обернулась и гордо выпрямилась, вновь встречая взгляд Хью.
— Я закончила разбирать вещи в первой комнате. На завтра назначен благотворительный сбор.
Эйприл все еще не сняла с себя верхнюю одежду: ей было жарко, но не только из‑за отменно работающего центрального отопления. Рядом с Хью ее бросало в жар.
— Мне лучше уйти.
— Но я еще не нашел тебе замену.
Его тон был спокойным и ровным. Он определенно не был смущен и даже не обратил внимание, что Эйприл покраснела.
Господи, какой же нелепой она наверняка была!
— Не вижу смысла продолжать работу. Я явно не подхожу на эту должность.
