Она развернулась к нам, потерянно поводила рукой в воздухе, а потом с недоумением произнесла:
— Эй! А где моя тыква?
* * *
Сразу после отбытия проверяющей комиссии, руководство института в панике начало готовится к предстоящему визиту. Кстати, боевые духи отнеслись к этой подготовке совершенно равнодушно. Они как зависли над водой, так и продолжали висеть, обратив свои балахоновые головы в сторону замка.
К подготовке, естественно, припахали всех студентов. Правда, ввели что-то вроде добровольного выбора: каждый дожжен был написать на бумажке то место, где он хочет «показать себя полезным обществу», а затем все бумажки складывались вместе, пересчитывались, ну и т. д. Я написала лабораторию. Все равно я там работаю, так чего два раза упахиваться?
Наконец, Мона Львовна вышла к нам с результатами. Правда, если судить по тому, что разбор наших пожеланий занял от силы минут пять, то получается, что распределять будут фактически наобум:
— Начнем с оранжереи.
По рядам студентов пронесся групповой стон. Оранжерея — это самое опасное место во всем институте. Преподавательница травологии уехала без объяснений год назад, но у нас есть смутные подозрения, что хищные росянки что-то недоговаривают….
— Ирина, второй курс, — громогласно объявила Мона Львовна.
Это я. Но причем здесь я?
— Эээ…. Да? — вежливо спросила я.
— Вы написали, что хотите прибраться в оранжерее.
— Нет, не писала.
— Написали. Семьдесят два раза.
Вокруг меня мгновенно воцарилась гробовая тишина. Я медленно обернулась, чтобы посмотреть на лица своих товарищей. А точнее, какая скотина эта сделала?! Правда, глядя на их каменные лица, у меня возник другой вопрос:
— Только семьдесят два?
— И еще пятьдесят семь просьб разрешить вам отмыть санузлы.
— А, ну тогда все сходится, — с облегчением вздохнула я.
А то недоброжелателей у меня было явно больше, чем семь десятков, я уж испугалась, что же задумали остальные.
— Значит, оранжерея, — приняла мой ответ за согласие преподавательница, — Но вам понадобиться помощь товарищей. Ну, кто готов?
Гробовая тиши….
— Я!!! — в панике подскочила на месте Вика, испугавшись, что недостаточно быстро среагировала, — Я пойду с Ирой!
— Я тоже! — тут же присоединился Витя (небось, тайники будет искать).
Толик поправил очки на носу и проговорил:
— Я бы хотел взглянуть на оранжерею с научной точки зрения….
— Так и запишем, — согласилась Мона Львовна, — Четыре добровольца, готовых пойти на жертвы, ради науки.
— Что?!
— Ключи возьмете у завхоза. Так, следующий объект…
* * *
Двери в оранжерею были плотно обвиты засохшими лианами, поэтому, чтобы у нас появилась возможность попасть внутрь, Вите и Толику пришлось поработать топорами, обрубая засохшие плети.
— И чего мы того мужика с топором выгнали? — кряхтел Витя.
Пока мужики пахали, Вика решила обсудить со мной свои девичьи переживания:
— Мы встречались сегодня!
— Ну и как?
— Кажется, ему понравилось, — с умильным видом проговорила подруга, — Мы постояли на улице, поболтали. А потом он отобрал у меня телефон, убежал с ним и стал отправлять от моего имени всякие глупости.
— Бозе, какая прелесть, — просюсюкала я.
— Да, — согласилась девушка, не распознав сарказм, — Вот, можешь послушать его голос…
Она включила на мобильнике запись довольно плохого качества. Послушав пару минут, я сделала свое заключение:
— Мат один. Слушать противно.
Вика немедленно взвилась:
— Во-первых, не так уж много! Во-вторых, это не злой, обзывательный мат.
Я пожала плечами:
— Так еще хуже. Когда матом не ругаются, а разговаривают.
— Ты не слышала, как на нем действительно разговаривают!
— Ну да. В моем мире розовых пони мата нет. Только одно «иго-го». Что означает одновременно «Привет», «пока» и «да пошел ты».
Подруга продолжала свою мысль, не реагируя на мою реплику:
— Вот у нас около дома на детской площадке алкоголики собираются, вот они…
— А, ну если он чуть лучше алкоголиков, то это, конечно, плюс.
— А он вставляет такие слова для большей экспрессии!
— А мне кажется, что для эпатажа, — придерживалась я своей версии, — Он закомплексованный и неуверенный в себе человек. Поэтому пытается таким образом привлечь к себе внимание.
— Ничего он не закомплексованный!
— Дамы, — оборвал нашу перепалку Толик, — Проход открыт. Прошу.
— И не проси, — покачали головой мы, — Только после вас.
Парни пробурчали чего-то неразборчивое, но первыми шагнули в темноту оранжереи.
И хорошо. Потому что оттуда мгновенно выплыла огромная голова хищной росянки, с широко распахнутым лягушачьим ртом.
Толик мгновенно сотворил в воздухе руну, напоминающую луковицу. Это был древний знак, восходящий к прародителям всех растений. Представители флоры, даже самой хищной и голодной, уважали его и почтительно отступали назад.
Вот и сейчас, росянка потупила свою зеленую голову и нырнула обратно в темноту, отодвинув шею-стебель.
— Всем зажечь огни! — велел Витя.
Мы послушно сотворили руну огня и шагнули в помещение оранжереи. Там было влажно как в тропиках. Неудивительно, что растения вымахали до таких размеров. А некоторые еще и мутировали. По-крайней мере, у пары росянок было по три головы.
— Ну что, — ребята со вздохом начали распределять обязанности, — Девочки, вы мойте полы. А мы этих тварей будем рассаживать по клеткам-кадкам.
Мы послушно отправились за ведрами, продолжив прерванный разговор.
— Мой брат предложил поговорить с ним, — сказала Вика, — О моих чувствах.
— А он откуда знает?
— Догадался.
— То есть брат догадался, а он ни сном, ни духом?
— Ну да, — отмахнулась подруга, — Так вот, я сказала брату, чтоб не смел!
— Почему? — удивилась я, — Пусть хоть он ему глаза откроет.
— Ты что! — испугалась девушка, — Представь, каким для него это будет шоком! Если я всего лишь немного ему нравилась, а тут такое!
— Ах да, я забыла, что речь идет о детсадовском ребенке, — понимающе закивала я.
Вика ответила миролюбиво:
— Просто я не хочу торопить события. Во время нашей встречи у нас были тактильные контакты, и он отнесся к ним нормально. Значит, я ему не противна.
