Коннер включил рацию.
– Одну минуту, майор.
Он поднес рацию к губам лейтенанта. Лейтенант скороговоркой произнес:
– Лейтенант Джейкоб Даниэльсон, морская пехота США, в гараже двадцать пять человек…
Коннер убрал палец с переговорной кнопки и грустно вздохнул:
– Молодец, лейтенант.
У него не повернулась рука бить офицера лишь за то, что тот выполнил свой долг.
Коннер почти успел вернуться в дом, когда его догнал майор Гойнс. Наемник сначала убедился, что пленные его не услышат.
– Сэр? Нам здесь неслабо прищемили хвост.
– Совершенно верно.
– Что будем делать?
– Все просто, майор. Хвост придется освобождать.
В рации опять заскрипел голос Лэтама:
– Спасибо, Коннер. Еще один жест доброй воли? Отпусти лейтенанта, и я обещаю, что мы не подстрелим больше ни одного из твоих людей.
Коннер осмотрел машины. Два фургона в гараже стояли с пробитыми шинами. Два на улице изрешетило пулями; скорее всего они даже не заведутся. В исправном состоянии оставались только «хаммер» в гараже и второй «хаммер» во дворе. Да еще принадлежащий Дезмонду электромобиль «тесла», подключенный к сети для подзарядки.
Коннер заглянул в один из фургонов. Ряд экранов передавал изображение с беспилотников, позволяя следить за маневром противника. Боевой порядок оцепления выстроен как по уставу. Скоро пойдут на прорыв.
Коннер придавил пальцем кнопку рации.
– Заманчивое предложение, майор. Боюсь, однако, что тебе придется придумать что-нибудь пооригинальнее. Для начала уберите «страйкеры». Во-вторых, отведите «хаммеры» на триста метров. Сделаешь – получишь своего говорливого лейтенанта обратно. И не трать время на обман, у нас в небе есть глаза.
Коннер повернулся к майору Гойнсу и негромко, но так, чтобы было слышно лейтенанту, сказал:
– Мы вот что сделаем: поставьте запаски на эти два фургона, приведите их в порядок. Распределите пленных по одному на каждую машину, включая «теслу». Как только закончите, вышлем вперед один «хаммер». Остальной транспорт пусть идет за вторым «хаммером» через задний двор на Стокбридж. Там нет кордона. Втопим газу. Если будут стрелять, они рискуют попасть в своих.
Гойнс кивнул.
– Хороший план.
– Выполняйте! – Коннер перевел взгляд на лейтенанта. – Как только они отведут «хаммеры» и уберут броню, развяжи его.
– Как это?
– Делайте, что я сказал!
Через четверть часа машины были готовы. В салоне второго фургона доктор Парк смотрел на монитор.
– Долго еще?
– Скоро, – отозвался Парк. – Может, минут десять.
– Начинайте погрузку. Приготовьтесь к движению, – скомандовал Коннер майору.
* * *
Оторвавшись после поцелуя, Дезмонд замер в неуверенности насчет дальнейших действий и собственных желаний. Эйвери ждать не стала. Она приподняла голову и поцеловала его взасос, плотно обхватив руками, притянув к себе с неожиданной силой. Эта сила как бы передалась ему, словно часть Эйвери перетекла в его собственное тело, разбудив в нем дремавший много лет голод.
Он ответил на поцелуй, Эйвери схватила его еще крепче и перевернула на спину, оказавшись сверху. Она с улыбкой посмотрела на него сверху вниз, пригладила его потные волосы, приблизила свое лицо к его лицу, чуть не задевая свисающим набок «хвостиком».
Дезмонд подождал, пока ее губы окажутся совсем рядом, и, оттолкнувшись от жесткого пола, повалил Эйвери на спину. Он прижал ее бедром, взял ее ладони в свои, пришпилил их к полу. Из-за пота руки соскользнули, и он чиркнул кожей по полу, вскрикнув, как угодившее в капкан животное.
Дезмонд начал медленно, потом все быстрее целовать Эйвери. Он ослабил хватку, и она, высвободив правую ногу и упершись ей в пол, снова перевернула Дезмонда в прежнее положение. Во всех кабаках и забегаловках Техаса и Луизианы ему не попадалась женщина такой физической силы и в такой идеальной форме. Он был в восторге.
Эйвери оторвала губы и выпрямилась, оседлав распростертое тело. Схватившись за спортивный лифчик одной рукой, она стащила его через голову. Потом задрала футболку на Дезмонде и потерлась о его грудь своей влажной от пота кожей. А потом сдернула с себя шорты. Дезмонд сделал то же самое, и его разум полностью отключился.
* * *
Они лежали на жестком полу, пока не остыли капельки горячего пота на коже. «Не раскается ли она?» – подумал Дезмонд. Все произошло так быстро, словно они шли по пещере да вдруг полетели в штольню, отчаянно вцепившись друг в друга, не ведая чем кончится падение. Теперь они достигли дна, куда их сбросил любовный акт, и смотрели вверх, а не друг на друга, раздумывая, как вернуться на прежнее место и можно ли туда вернуться вообще.
Раскаивался ли он сам, Дезмонд не знал. Он приготовился ощутить раскаяние, но оно не приходило – наоборот, он впервые за долгое время чувствовал себя довольным. Дезмонд решил забросить удочку:
– О чем думаешь?
Эйвери улыбнулась:
– О том, что мой наряд на Хеллоуин оказался пророческим.
Дезмонд перевернулся на бок и посмотрел на девушку.
– Я – олицетворение «позорной дороги». Явилась на междусобойчик в доме, который смахивает на штаб студземлячества, все пошло наперекосяк, меня трахнули, а теперь предстоит возвращаться к машине с растрепанными волосами, в жутком виде.
Дезмонд, не меняя позы, пожал плечами:
– Вид у тебя не такой уж и жуткий.
Эйвери ткнула его кулаком. Тычок оказался жестче, чем он ожидал, опрокинул его на спину. Эйвери снова запрыгнула наверх, наклонилась для поцелуя.
– Погоди.
Она взглянула ему в глаза.
– Ты… тебе стыдно?
– Нет, Дез. Ни капельки.
– А как насчет глупых поступков?
– В последнее время таких не было.
Они снова начали целоваться, однако Дезмонд замер.
– Если мы не уйдем с этого пола, ты вся будешь в синяках.
В холодных голубых глазах мелькнула искорка озорства.
– Я не против.
Дезмонд прижал ее к полу.
– Я против.
Он сгреб ее в охапку, оторвал от пола и понес к лестнице.
Эйвери откинула голову и загоготала.
– Ты чего?
Она вырвалась и приземлилась на ноги, как спрыгнувшая с дерева кошка.
– Извини, у меня аллергия на романтику.
Ему захотелось придушить ее на месте, но, странное дело, к Эйвери потянуло еще сильнее.
– Однажды я тебя уже носил в постель.
