Холстена так и подмывало выразить удивление по поводу того, что кто-то это все-таки сделал, а тем более – Гюин.
– Я составил список того, что хотел бы прочитать, – сказал ему капитан. – Как только сможешь, конечно. Запросы инженеров в приоритете.
– Конечно. – Холстен кивком указал на экран. – Мне их?..
Гюин отдал ему планшет с полудюжиной аккуратных цифр – в формате самопальной системы Холстена.
– Прямо мне, – подчеркнул он.
Он не сказал прямо: «Никому об этом не рассказывай», – но все в его поведении намекало именно на это.
Холстен молча кивнул. По цифрам он не мог определить, к чему это все или почему эта просьба высказана лично.
– Да, и тебе, наверное, захочется прийти послушать. Вайтес расскажет нам новости об этой планете, о том, как далеко зашло терраформирование.
Это было весьма приятно, и Холстен с нетерпением ждал новостей. Он быстро встал и пошел за Гюином. Пока хватит с него тайн прошлого. Хочется немного больше узнать о настоящем и будущем.
4.2 Всадник смерть Грядет
Порция смотрит на громадную сложную сеть, которая была Большим Гнездом, и видит город, который начинает умирать.
За последние несколько поколений население Большого Гнезда выросло до примерно сотни тысяч взрослых пауков и несчетное (никем не считаемое) количество молоди. Оно раскинулось по нескольким квадратным милям леса, простираясь от земли до кроны: подлинный центр эпохи пауков.
Город, который Порция видит сейчас, опустел. Хотя умирание только началось, сотни самок уходят из Большого Гнезда в другие города. А еще некоторые просто отправляются в немногие неосвоенные районы, готовые рисковать, рассчитывая на то, что накопленные столетиями Понимания помогут заново восстановить образ жизни их древних предков-охотников. Многие самцы тоже бежали. На нежных конструкциях города уже появились следы разрушения: необходимое обслуживание отсутствует.
Идет мор.
На севере несколько крупных городов уже в руинах. Глобальная эпидемия перескакивает с общины на общину. Сотни тысяч уже погибли, и вот в Большом Гнезде тоже появились первые жертвы.
Она понимает, что это было неизбежно: ведь нынешняя Порция – жрица и ученый. Она пыталась понять это смертельное заболевание и найти лечение.
Ей не вполне понятно, почему эта болезнь оказалась настолько серьезной. Помимо ее очень высокой контагиозности и способности передаваться при контакте (и с чуть меньшей вероятностью через воздух), огромное количество трупов в городах пауков превратило несерьезную и контролируемую инфекцию в нечто более опасное, чем чума. Такая громадная концентрация трупов привела к разнообразным проявлениям запустения и дополнительным опасностям для здоровья: соотечественники Порции только начали осознавать необходимость коллективной ответственности в подобных вопросах, когда эпидемия застигла их врасплох. Их неупорядоченная, почти анархическая форма государственности плохо подходит для принятия жестких мер, которые могли бы оказаться эффективными.
Еще одним фактором летального характера болезни стала практика – все более распространенная в последнее столетие, – в соответствии с которой самки выбирают самцов, родившихся в их собственной группе, пытаясь сконцентрировать свои Понимания и ограничить их распространение. Эта практика – в чем-то разумная и просвещенная – привела к инбридингу, ослабившему иммунную систему во многих влиятельных домах сообществ, а это значит, что те, у кого могло бы хватить влияния для принятия действенных мер, часто гибнут первыми в самом начале эпидемии. Порция знает об этой закономерности, но не о ее причине, а еще она знает, что ее собственная группа слишком хорошо подходит под эти параметры.
Она знает, что с этой болезнью связаны крохотные анимикулы, но ее увеличительные стекла недостаточно мощны, чтобы обнаружить вирусного виновника этого мора. У нее есть результаты экспериментов, проведенных в других городах сестрами-учеными, многие из которых уже и сами погибли от мора. Некоторые даже пришли к теории вакцинации, однако иммунная система пауков не так эффективна и лабильна, как у людей и других млекопитающих. В отличие от них, контакт с возбудителем просто не позволяет им подготовиться к последующим родственным инфекциям.
Мир рушится – и Порция потрясена тем, какая малость потребовалась для того, чтобы это случилось. Она не осознавала, что вся ее цивилизация настолько уязвима. К ней приходят известия из других городов, где мор уже в разгаре. Как только численность населения начинает падать – из-за смерти и бегства, – вся структура общества стремительно разрушается. Утонченный и изящный образ жизни, который пауки создали для себя, оказался подвешенным над пропастью варварства, каннибализма и возвращения к примитивным, дикарским ценностям. В конце концов, по своей сути они хищники.
Она удаляется в Храм, пробираясь через толпу горожан, которые нашли в нем убежище в надежде на какую-то определенность извне. Их не так много, как было накануне. Порция понимает: дело не только в том, что в городе осталось меньше жителей. Она осведомлена о растущем разочаровании в Посланнике и Ее послании. «Какой нам от него прок? – спрашивают пауки. – Где огонь с небес, посланный для изгнания мора?»
Касаясь кристалла своим металлическим стило, Порция танцует под музыку Посланника, проходящего в высоте, и ее сложные шаги безупречно описывают уравнения и их решения. Как всегда, ее наполняет все та же неизмеримая уверенность в том, что там что-то есть, что, если она и не способна что-то понять сейчас, это не значит, что это не может быть понято.
«Когда-нибудь я тебя пойму», – адресует она мысль Посланнику, но сейчас в ней нет уверенности. Ее дни сочтены. Все их дни сочтены.
Она ловит себя на еретической мысли: «Если бы только мы могли отправить тебе свое собственное послание!» Храм яростно выступает против подобного образа мыслей, однако Порция не в первый раз рассматривает такую идею. Она знает, что другие ученые – даже жрицы-ученые – экспериментировали со средствами воспроизведения невидимых вибраций, по которым распространяется послание. Конечно, официально Храм не может терпеть подобную бесцеремонность, однако пауки – существа любознательные, а те, кого притягивает Храм, любознательнее всех. Естественно, что нежный цветок ереси в результате взращивается именно этими хранителями правоверности.
В этот день Порция обнаруживает в себе уверенность в том, что, если бы им каким-то образом удалось обратиться через эту громадную пустоту к Посланнику, тогда Она, конечно же, нашла бы для них ответ – лекарство от мора. Столь же неизбежно Порция убеждается в том, что такой диалог невозможен, ответа не будет – и что ей необходимо найти лекарство самой, пока еще не поздно.
После Храма она возвращается в дом своего сообщества – громадную несимметричную многокамерную конструкцию, закрепленную на трех деревьях, – чтобы встретиться с одним из своих самцов.
Когда пришел мор, роль самцов немного изменилась. Традиционно лучшей долей для самца было добиться расположения влиятельной самки и надеяться, что его будут обеспечивать, или же – для рожденных с ценными Пониманиями – оказаться балованным членом сераля, которого обменяют или отдадут для спаривания в ходе изменчивых политических игр, постоянно идущих между домами. Остальные самцы становились самой несчастной прослойкой городского общества, сражаясь друг с другом за объедки и подвергаясь постоянным опасностям из-за отсутствия покровительницы-самки. Однако теперь, в этот кризисный момент, из орды бесполезных и ненужных, чисто декоративных или пригодных только для черной работы существ они превратились в отчаянно необходимый ресурс. Самцы не так самостоятельны, хуже могут себя обеспечивать в суровых условиях и потому склонны оставаться на месте, когда самки бегут. Если Большое Гнездо и другие города все еще хоть как-то функционируют, то этим они обязаны самцам, которые воспользовались шансом занять ниши, традиционно принадлежавшие самкам. Появились даже самцы-воины, охотники и стражи, потому что кто-то ведь должен взять пращу, щит и зажигательную гранату, – и часто это больше некому сделать.
