По периметру паутины пробегает масса тихих сообщений. Жесткие, расчетливые взгляды самок устремлены на Фабиана – он всего лишь сладкий кусочек. Он видит, что большинству хотелось бы поставить его на место, забрать то, что было дано вынужденно. Вероятно, это было бы сделано с наилучшими намерениями, в давно усвоенной уверенности, что на самца просто нельзя возлагать ответственность в столь весомых вопросах. Вероятно, в головах окружающих формируется десяток отговорок, оправдывающих отказ предоставить ему обещанное. Они предложат ему то же, что и Порция: «Мы будем тебя кормить и ценить. Чего еще тебе нужно?»
«Я предпочел бы, чтобы этим городом стали Семь Деревьев», – добавляет Фабиан и замирает в ожидании реакции.
Педипальпы Виолы дергаются, приглашая продолжить.
«Я не могу принудить вас выполнить наше соглашение, – говорит он без прикрас. – Я потребовал больше, чем даже Посланник. Я попросил вас распространить на меня и представителей моего пола те свободы, которыми вы сами живете и дышите. Это немалая просьба. Ее непросто воплотить в жизнь. Спустя многие поколения все равно останутся те, кто будет недоволен такими реформами, и места, где пол по-прежнему будет определять то, можно ли убить кого-то не задумываясь. – Сами эти понятия нелегко сформулировать, поскольку гендерные элементы пронизывают их язык, в результате чего Фабиану приходится использовать сложные обороты. – Могу только сказать вот что: тот город, который распространит на меня и моих собратьев эти базовые права, будет располагать нашими услугами и получит всю выгоду, которую они дадут. Если этого не сделают Семь Деревьев, тогда это будет другой город, чье положение окажется отчаянным. Если вы убьете меня здесь, то убедитесь, что некоторые из моих собратьев уже ушли из города, унося с собой мое Понимание. Мы отправимся туда, где нас захотят принять. Мне бы хотелось, чтобы нас приняли здесь».
Он оставляет их яростно спорить о его судьбе. Как он узнает позднее, решение проходит с трудом: противников оказывается почти столько же, как и сторонников. В Семи Деревьях чуть было не начинается новый раскол. Уважаемые матриархи опускаются до того, чтобы мериться лапами, словно драчливые юницы. В итоге соображения корысти перевешивают возмущение от попрания традиций… но едва-едва.
Сам Фабиан не успевает увидеть тот мир, который помог создать. Спустя два года после капитуляции Большого Гнезда его находят мертвым в его лаборатории, высосанным досуха неизвестными личностями. Многие полагают, что виноваты возмущенные консерваторы Семи Деревьев. Другие утверждают, что его выследили храмовые фанатики одного из побежденных городов. Однако к этому моменту война уже выиграна, а паукам не свойственно мщение ради мщения. Даже в поражении они по природе своей склонны к прагматизму и конструктивным действиям.
Некоторые говорят, что убийцей была сама Порция, чье имя приобрело странную таинственность: о ней часто говорят, но ее никогда не видят, ее последнее пристанище и судьба неведомы.
Тем не менее к этому моменту новую архитектуру Фабиана уже нельзя запихнуть в долгий ящик. Его многочисленное сообщество – в основном самцы, но не исключительно они – уже вышло за пределы Семи Деревьев. Само Понимание тщательно охраняется, однако его преимущества агрессивно используются в качестве товара. Мир охвачен технической революцией.
Она уже достигла тех, кто разговаривает с Посланником. Применение гения Фабиана в божественных делах еще находится в младенчестве, однако откровение военного времени – то, что его новая архитектура каким-то образом способна аппроксимировать то, что требует построить Бог, – становится мечтой многих пытливых умов.
* * *
А на холодной орбите по-прежнему находится тот композит, в который превратились Аврана Керн и гондола наблюдения: компьютерная система и Элиза – маска, которую она время от времени надевает. Ей отчаянно необходима коммуникация с ее творением. Она научила своих обезьян (так она их мысленно называет) общему языку. Исходно бывший упрощенным Имперским С, он под влиянием увлеченных обезьян расцвел густым полем незнакомых понятий. Она сознает, что, установив общение с обитателями зеленой планеты, открыла новую страницу в истории человечества. В отсутствие других людей (с ее точки зрения), с которыми можно было бы поделиться, она обнаруживает, что не способна ликовать. Она также все больше убеждается в том, что система понятий ее нового народа оказалась совсем иной. Хотя у них есть общий язык, у них неожиданно мало общего в плане основных идей.
Она все сильнее о них тревожится. Они отстоят от нее дальше, чем можно было бы ожидать от приматов.
Она сознает, что прямое вмешательство с ее стороны, насильственное внедрение ее желаний в их зарождающуюся культуру полностью противоречит требованиям миссии Брин, которая заключалась в том, чтобы осторожно их поощрять и всегда ждать, чтобы это они к ней обращались. На это нет времени. Она слишком долго отсутствовала, она знает, что энергетические ресурсы гондолы сильно уменьшились во время ее долгого сна, а потом почти сошли на нет при конфронтации с «Гильгамешем», его дронами и шаттлами. Солнечные батареи медленно заряжаются, однако нехватка энергии уже дала о себе знать, вызвав отключение систем автовосстановления, для которых постепенно накопились колоссальные объемы непрерывной работы, необходимой только для того, чтобы обеспечить функционирование основных систем гондолы.
Она все сильнее и горше убеждается в том, что ее саму лучше называть одной из основных систем, а не живым существом. Нет четкой границы между тем, где заканчивается машина и начинается она… больше нет. У Авраны Керн не осталось ничего жизнеспособного, что смогло бы существовать самостоятельно. Элиза, загрузка и сморщенный грецкий орех, когда-то бывший ее мозгом, – нераздельны.
Она пыталась передать обезьянам свои планы по созданию автоматизированной мастерской, в которой затем можно было бы по ее указаниям создавать на планете всевозможные устройства. Тогда она смогла бы переместиться, бит за битом, прямо на поверхность. Она смогла бы наконец познакомиться со своим обитающим на деревьях народом. Она смогла бы по-настоящему с ними общаться. Она могла бы смотреть им в глаза и объясняться.
Обезьяны продвигаются крайне медленно, а именно времени Авране Керн и не хватает. Она не понимает, в чем дело, но технологии, возникшие на ее планете, коренным образом отличаются от земных. Похоже, там даже не изобрели колесо – и в то же время у них есть радио. До них очень медленно доходит то, что именно она им поручает. А она, в свою очередь, не в состоянии понять, что они ей говорят. Их технический язык для нее – закрытая книга.
И очень жаль, потому что ей нужно их подготовить. Нужно их предостеречь.
Ее народ в опасности.
«Гильгамеш» возвращается.
6. Зенит / Надир
6.1 Воздушный шар взлетает
Порция наблюдает за созданием произведения искусства.
Она беспокоится, дергается. Искусство в этом не виновато, просто ее ждет важнейшее дело, которым поглощены почти все ее мысли. Она никогда особо не любила скульптуро-рассказы. Жаль, что все это делается в ее честь.
