Сделав шаг назад, Дима растёр лицо ладонью. Он не осознавал, что происходит. Все здравые мысли куда-то улетучились, и он остался наедине с пониманием, что его жестоко развели. Дима не понимал, как так вышло, да и не желал понимать. Видел лишь, что его нае*али. И сделала это собственная жена, которая сейчас стояла напротив, сжимала в руках чёртов парик и молчала.
Нет, бля! Он ведь с ней разве что сексом не занялся. Знала ли она в этот момент, что именно он стоит за его ником? Конечно знала, чёрт бы всё побрал! Ведь он ничего не скрывал – выложил и фото, и анкету. А она… Она была Элен!
Она была Элен всё это время? Или же нет? Может узнала, что он общается с другой и угрозами заставила отдать ей аккаунт?
Дима снова поморщился как от боли и вновь отступил на пару шагов. Он уже изобрёл такие несуразные объяснения всему происходящему, что хотелось от них орать во всю силу лёгких. И всё же понимал – единственной, кто сможет ему дать ответы если не на все вопросы, то хотя бы на их часть, является женщина, стоящая перед ним. Потому не нашёл ничего иного, как сказать:
– Привычнее называть тебя Элен. Но предпочту, чтобы ты, б*я, пояснила, как всё это случилось и почему ты здесь…
Он смотрел на свою жену и понимал, что надежды на то, что это обман, розыгрыш, недопонимание – всё призрачнее. С каждым сделанным вдохом. С каждой секундой, что разделяла его и Элен, которая, чёрт бы всё побрал, существовала только в его воображении, он понимал, что найти какие-то доводы, чтобы истолковать всё иначе, он не может.
– Объяснить тебе всё? – В голосе Нади сквозила ледяная язвительность. – Это я предпочту, чтобы ты мне объяснил, как тебя вообще понесло в это приложение.
Дима настолько опешил от того, что жена начала обороняться, что так и застыл с нелепо приоткрытым ртом. Надя ведь шутила… Просто не могла просить его рассказать о какой-то сущей нелепице, в то время, как все эти дни водила его за нос.
– Да пошла ты… Не смей от меня этого требовать.
Она отшатнулась как от удара, после чего на лице Нади появилось выражение, какое бывает, наверное, у детей, которых несправедливо побили.
– Тогда и ты – пошёл. Куда подальше, Шарапов. Потому что ты мне после всего этого не нужен.
Она процедила эти слова, но осталась на месте. Стояла напротив и сверлила его взглядом, в котором было столько всего, что это ранило сильнее понимания, что она над ним потешалась, когда он признавался в своим чувствах Элен.
– Ну нет уж… ты мне всё объяснишь. И то, как оказалась на этом грёбаном сайте знакомств – в первую очередь.
Дима ухватился за эту возможность обвинить в ответ, будто тонул, а ему вдруг дали шанс вынырнуть на поверхность, бросив хлипкий спасательный круг.
– Да? А не пошёл бы и ты на хрен?
Надя сделала шаг к нему, и он инстинктивно отступил. Словно она могла причинить ему вред, гораздо больший, чем уже нанесла. Все мысли Димы были расфокусированы, он не понимал, что чувствует и что должен делать.
– Надь…
– Что – Надя? Что – Надя, чёрт бы тебя побрал?! Ты понимаешь, что это – всё? Что на этом наш брак закончен? Ты меня обвиняешь или я тебя – уже неважно. Можно плюнуть на обстоятельства, из-за которых мы оказались здесь. Потому что всё… всё уже решено. Я тебя не прощу, даже если ты на меня навешаешь всех собак, которых можешь засунуть себе куда подальше. Это ты зарегистрировался на этом сайте, и не надо говорить, что какой-то хрен сделал это вместо тебя. Ты что у нас – ребёнок, у которого ума ни на грамм не имеется? Нет, Дим – ты мужик, который прожил со своей женой семнадцать лет. А я та самая жена, которая родила тебе двоих детей – и за одно это уже имею право требовать к себе хоть каплю уважения.
Он видел, что Надя держится из последних сил. Видел, как она отирает злые слёзы, но продолжает говорить. Те колючие слова, которые и были единственной правдой, способной на существование.
– А ты даже не задумывался об этом. Просто схватился за эту возможность и пошёл искать себе идеальную бабу. К которой можно уйти, насрав на детей, на семнадцать лет брака, на уважение к женщине, от которой ты ничего плохого не видел. Ты просто на всё положил! Тебе стало на всё плевать!
Она выкрикивала эти слова, на них косились пассажиры аэропорта, а Дима стоял и слушал и понимал, что ему нечего ей противопоставить.
– Надя…
– Да что, Надя? Что – Шарапов?? Что ты можешь мне ещё сказать и чем оправдаться? Ах, тебя не слышали, не понимали, не видели твоих страданий! Так ты приди и скажи мне – я ухожу. Ты мне не нужна. Я не хочу больше так жить. Приди и скажи, мать твою!! А потом уже иди и ищи себе другую!
– А ты бы меня отпустила?
Дима не знал, какой чёрт дёрнул его это спросить. Наверное, если бы знал, что Наде действительно всё равно, он бы просто не произнёс этого вопроса. Но сейчас видел – она сделала всё, чтобы его удержать… Или же нет? Или это было наказанием? Чёрт бы всё побрал, он запутался во всём, что сейчас творилось.
– А ты не баран на верёвке, чтобы я тебя отпускала или удерживала.
Надя вдруг поникла. Словно стала меньше и призрачнее. Всё ещё держала в руках парик и очки, только теперь он уже не смотрел на них во все глаза, не надеялся на то, что они исчезнут, как улики самого большого преступления, которое он мог совершить по отношению к своей семье.
– Что теперь у нас будет? – выдавил Дима из себя, не понимая, что именно чувствует. Досаду? Злость? Опустошение? Или всё вместе?
– Ничего не будет, Шарапов. Девочкам всё расскажем, когда возможность будет подходящая. И всё.
Она шагнула к нему, скрадывая то небольшое расстояние, что их разделяло, после чего бросила очки и парик Диме под ноги.
– И всё. Вот и всё, что я могу тебе предложить.
После чего быстро развернулась и зашагала к выходу из аэропорта, чеканя каждый шаг. А Дима остался. Просто не находил в себе сил на то, чтобы броситься следом за женой. И когда Надя исчезла из его поля зрения, перевёл невидящий взгляд на то, что валялось у него под ногами.
«И всё», – звучал в его ушах голос жены, и он был с этими словами категорически согласен.
И всё…
***
Я выбежала из здания аэропорта с каким-то ужасающим чувством, поселившимся внутри. Пустившим свои корни так глубоко, что его было уже не вырвать. Но в тот момент, когда я садилась рядом с Петровой и истерично командовала ей: «Бежим!», ещё не понимала, насколько это ощущение всеобъемлюще и цепко.
Майя молчала. Просто вырулила с парковки на шоссе, уставилась на дорогу и на этом… всё. И я была ей за это благодарна, хотя изнутри меня разрывало на части желание кричать во всю силу лёгких.
Всё, что сказала Диме – было малой частью от того, что чувствовала на самом деле. Но я знала – меня не хватит на большее. Я просто не смогу ему обозначить всего, что чувствую. И что чувствовала с того самого момента, когда узнала о его чёртовой анкете. Да и нужно ли это было в принципе? Сейчас я этого не понимала. Просто впивалась в равнодушный пластик ручки на дверце Петровского Опеля и не понимала. Ровным счётом ничего. Знала лишь, что ощущаю кое-что ещё. Мысли Элен. Несуществующей, выдуманной мною Элен, в которую так быстро поверил мой муж. Мне было её жаль… Жаль её чувств, стремлений и желаний. Я осознавала, что она и была мною, а я – ею, но сейчас, когда уставилась в окно, за которым пробегал однообразный пейзаж, не могла избавиться от мысли, что Элен реальна. Словно она была какой-то частью меня, и вот теперь должна была исчезнуть. И я сама являлась той, кто её предал.
