– Как ни крути, но у него был мотив. Деньги. Это самый сильный мотив. Даже сильнее ненависти.
– Хорошо. Это у нас получается вторая версия. Первая: сын, уставший от матери и решивший ее попугать. Но что-то пошло не так. И он по неосторожности угодил под пули.
– Да.
– Вторая: Иванов. Он давний враг Киры Сергеевны. И ему сейчас нужны деньги.
– Да. Третья?
– Третья: отец невесты. Который, по утверждениям гражданина Новикова – ярого сторонника восстановления справедливости, проживает под чужим именем с чужими документами. Кстати, проверили его?
– Да. Вроде бы все чисто. Мы ему даже пальцы откатали. По базе не проходит. К слову, того самого Пантелеева, который будто бы пропал много лет назад, тоже нет в нашей базе.
– Поэтому установить, тот это человек или нет, не представляется возможным, – резюмировал Макашов. – Родственников нет ни у того, который пропал, ни у этого?
– Нет.
– Жена теперешнего Пантелеева умерла давно.
– Совершенно верно. – И поймав недоверчивый взгляд майора, Эва затараторила: – Всё проверили. И справку о смерти жены. И место захоронения. И даже роддом, где родилась Лада Пантелеева. Все чисто. Жду ответа из архива паспортного стола. Там-то фото настоящего Пантелеева должно точно быть.
– А что тебе не нравится? Я же вижу, что тебя-то коробит. Что?
Он уже научился ее немного понимать. И то, что он про нее понимал, ему жутко нравилось. Она была правильной, честной, цельной, независимой. Она была как драгоценный камень, не желавший попасть в оправу, пусть даже и самую красивую и дорогую.
– Что мне не нравится? – Эва перевела взгляд на портреты Пантелеева и его дочери. – Все как-то слишком чисто, Петрович. Чрезвычайно чисто. Такое ощущение, что эти люди появились из ниоткуда после жесточайшей зачистки. С прекрасной легендой, правдивость которой проверить не представляется возможным. Я и так, и так. Все чисто. И всех друзей ее проверила в институте. И в зал, куда она ходит тренироваться, я ходила. Там поспрашивала. Безупречная репутация у девушки.
– А папа – тихий пенсионер.
– А папа – тихий пенсионер. Вышел на пенсию где-то на Урале. Я звонила даже туда и просила переслать мне фото из личного дела.
– И?
– Он! Именно этот Пантелеев, который чуть не стал родственником Киры Андреевой. Который когда-то работал на ее заводе, потом уехал в неизвестном направлении. Потом вернулся со взрослой дочерью постаревшим и изменившимся до неузнаваемости.
– Может, в том и причина? Что он постарел?
– Ага. А заодно и подрос на двадцать с лишним сантиметров? И оброс волосами? У прежнего Пантелеева была лысина.
– А не могли на заводе у Киры работать два Пантелеева? Полные тезки?
– Чтобы еще и дни рождения совпадали? Ой, не верю я в такие совпадения, Петрович.
– Я, кстати, тоже. Но всё же проверь.
– Хорошо. – Она постучала пальцем по фотографии Пантелеева. – Я тут вот о чем подумала…
– О чем?
Макашов насторожился. Он уже знал, если она так говорит, то это может быть очень важным. Потому что если Эва думала, то она думала!
– Он не предоставил мне ни одного подтверждения своего брака с матерью Лады. Свидетельство о смерти – да. Фото ее могилки – да. Я даже делала запрос в далекий уральский город, там подтвердили. А вот свидетельства их счастливого брака – фотографии, свидетельства о браке, штампа в паспорте – я не увидела. Этого не было.
– Может, ему больны воспоминания и он спрятал фотографии?
Макашов поморщился. Он сам убрал свои семейные альбомы подальше. И после смерти жены ни разу не сделал попытки достать их и полистать. Слишком больно.
– И паспорт поменял уже после того, как жена умерла.
– Да. По возрасту все сходится. Ему шестьдесят шесть. Ладе двадцать два. Когда она родилась, ему было сорок четыре. Мать Лады умерла почти сразу после ее рождения. Паспорт он поменял в сорок пять. Н-да… Не придраться.
– Отстань от человека, – усмехнулся Макашов. – Разрабатывай лучше версию с Ивановым. А я наведаюсь к Кире Сергеевне.
– А мне почему к ней нельзя? Я с тобой хочу, Петрович.
– Не станет она при тебе со мной разговаривать. Для нее все женщины, работающие в полиции, прости, профурсетки. Да и вообще все. Одна она герцогиня! Да! Что там твой бывший? Не встречался больше с телохранителем Андреевой?
– Нет. Тот пропал куда-то. По моим агентурным данным – Степаненко болен. Но Генке я, как мы и договаривались, позвонила. И слила ту часть информации, которую решили донести до Степаненко.
– Гена твой ничего не заподозрил?
– А что он мог заподозрить?
– Что ты его используешь?
– Петрович! Я тебя умоляю! – Эва закрыла лицо руками. – Когда у него появляется возможность заработать левых денег, он не видит и не слышит ничего вокруг. Использую я его, нет, ему плевать. Главное, появилось что предложить заказчику. Появилась информация.
– Хорошо.
Макашов встал и пошел к шкафу за курткой. Разговор с Кирой Андреевой был назначен на шестнадцать ноль-ноль. Сейчас было два пополудни. Спешить было некуда. Но он все равно заспешил. Надо было добраться загодя. Посидеть в машине у ее ворот. Осмотреться. Подумать.
За спиной затопала Эва.
– Капитан, я же сказал, еду к Андреевой один.
– Да я не об этом, товарищ майор.
– А о чем?
Макашов достал куртку. Глянул критично. Сколько ей лет? Одному из его детей ровесница. Рядом с кожаной косухой Эвы смотрится ветошью старьевщика. Надо дочку попросить, чтобы погуляла с ним по магазинам. Нужно что-то подобрать ему из одежды. А то так скоро к нему на улице будут обращаться: дедушка. А ему всего-то сорок восемь лет.
– Можно я слетаю в тот самый город, откуда к нам будто бы приехал Пантелеев?
– Зачем?
Он медленно застегивал потертые пуговицы и все еще размышлял о том, как немодно одевается.
– Хочу поискать людей, которые знали семью Пантелеевых. – И она заторопилась, испугавшись, что он назовет ее затею глупой. – Пусть нет родственников, но остались соседи, знакомые. Пусть не помнят его, но остались те, кто знал его жену. Она родом из тех мест.
Макашов отвлекся наконец от своей куртки и посмотрел на помощницу.
– А знаешь, слетай. Может, и найдется что-то, какое-то темное пятно на безупречной репутации Пантелеева Ивана Митрофановича.
Глава 13
– Ко мне к четырем часам дня майор Макашов явится, – негромко произнесла Кира, тяжело шевельнувшись в ванне с горячей водой и сразу напомнив собой морского котика. – Голову мне вымой, Лизка.
