– Установить, кому принадлежит номер, не удалось?
– Нет. Подставное лицо. Давно умер тот человек. Попросила сделать распечатку разговора. Пока ничего нет.
– Требуют официальной бумаги?
– Не помешает, сказали. Жду… – Эва подошла к Макашову, заглянула ему в лицо. – Ну как ты, Петрович?
От того, каким голосом она это спросила, у него перехватило горло. Так раньше жена с ним говорила, когда ему бывало особенно худо. Подойдет со спины, обнимет, прижмется щекой и говорит ласково так, нежно. Ему от одного этого легче становилось.
– Ничего, уже лучше, – соврал Макашов. – Дело это покоя не дает. За один труп не успели отчитаться, тут второй нам подарок. Убийство Ильи Андреева мало-помалу сползает в разряд «глухарей». Мотивов уйма, а исполнителя и заказчика найти не можем. Что с алиби Бубуева?
– Был дома с семьей. Проверили. Тесть его был с ними же. Они праздновали что-то семейное. Фото- и видеосъемку вели. Всё предоставили. Вне подозрений. Семейная идиллия. – Эва поморщилась недовольно. – Прямо как по сценарию.
– Тебе что-то не понравилось? – зацепился тут же Макашов.
– Ой, вот не верю я в такие лубяные картинки, – нехотя призналась Эва, разгуливая по кабинету с кофейной чашкой. – Может, потому что у меня не срослось. Не знаю. Просто не верю.
– Думаешь, там фальшь?
– Не знаю. И где узнать, не знаю. Хотя…
Эва остановилась посередине кабинета и глянула на свой мобильник, лежавший на ее столе.
Кому-то ей надо было позвонить, догадался Макашов. Кому-то, кому звонить не особенно хотелось. А надо было!
Она шла к столу, как по горящим углям, на цыпочках. Остановилась. Нависла над столом. Медленно поставила чашку и потянулась к телефону.
– Ты кому хочешь звонить? – не выдержал он, спросил.
– Генке, – призналась она со скорбным лицом. – Этот проныра ради заработка может звезду с неба достать, пользуясь не вполне законными методами.
– Заработка?
– Ну да. Гарик для него – золотая жила. Он и раньше на нем деньги неплохие делал, а теперь-то, думаю, в лепешку расшибается.
– Так не станет он с тобой сведениями делиться, – возмущенно заявил Макашов.
Ему вдруг стало неприятно, что она будет общаться с бывшим мужем. Сначала говорит с ним ласковым голосом, а следом бывшему звонит. Как-то нехорошо это.
– Почему? – Красивые брови Эвелины поползли вверх. – Почему ты так думаешь, Петрович?
– Потому что не станет он рассказывать тебе то, за что ему заплатят.
– Зато он может мне рассказать то, за что ему уже заплатили.
И Эва набрала номер бывшего мужа. Макашов не стал слушать, ушел. Слишком быстро ушел, и в коридоре чуть не упал от резкой боли, стрельнувшей вдоль поясницы. Оперся о подоконник обеими руками, глубоко задышал. Надо к врачу. Срочно надо к врачу. Пусть они хоть все друг друга перестреляют! Ему надо срочно заняться своим здоровьем. Страшно становиться инвалидом в сорок восемь лет. А Эва уверяет, что из-за его запущенной болячки ноги могут отказать.
Он отдышался и решил вернуться. Как-то вышло по-детски. Будто он заревновал. Что она подумает?
Эва стояла там же. Телефон лежал на столе. Звонила или нет? Макашов глянул на нее внимательно. Она улыбалась.
– И что твой бывший тебе сообщил? – неприятным самому себе, скрипучим голосом спросил он.
– У него есть любовница! – коротко рассмеялась она. – Я так и знала! У него есть любовница!
– У кого? У твоего бывшего? – Макашов, честно, не понял причины ее веселья.
– Ой, Петрович, ну при чем тут мой бывший. – Она еще громче рассмеялась. – Они у него всегда были, есть и будут. Такой он. У Бубуева есть любовница.
– Ух ты… А как же все эти семейные фото? – Он повел вокруг себя руками. – Торжественные приемы, счастье?
– Счастье только на фотобумаге и в сети, получается, Петрович. Я сразу… – Она снова помчалась к кофейной машине с опустевшей чашкой. – Мне сразу не понравилась их идиллия. Как-то наигранно. Как-то карамельно. Неправильно. Когда люди по-настоящему счастливы, они не выставляют это напоказ. Не выкладывают фото в сеть. Они свое счастье хранят, караулят. А тут! Ха-ха! Знаешь, кто любовница Сани Бубы? Сядь, а то упадешь. Хотя, лучше не садись, тебе тяжко. Привались к стене, Петрович.
Он осторожно улыбнулся ей в ответ. И снова подумал, что инвалидом его считать не следует. Он вот сегодня невропатолога посетит, и все нормализуется. Дурак, что раньше этого не сделал.
– Некая Нина Головкова. Яркая, красивая, распутная. – Эва обрисовала пышные формы вокруг своей худощавой фигурки. – Суть не в этом. Суть в том, что она двоюродная племянница Юрия Скачкова. Слышали о таком, товарищ майор?
– Правая рука Иванова, – покивал Макашов. – Скользкий тип. Хитрый. Ни разу у нас не был. Хотя и грешили они с хозяином прилично. Правда, Кира оказалась им не по зубам. И что выходит? Иванов все же? Он решил вернуть завод руками своего бывшего помощника?
– Не могу знать. – Эва подняла на него рассеянный взгляд. – Это сведения, требующие уточнений. Я сейчас узнаю, где проживет наша красавица, и навещу ее.
– Я с тобой.
– Нет, Петрович. Нет. Во-первых, твоя спина делает тебя там, уж прости, бесполезным. Во-вторых, женщина женщину всегда поймет. А при тебе она может замкнуться и ничего не сказать.
Из всего, что она сказала, он услышал только то, что он бесполезен. И это задело сильнее физической боли. И стоило ей уехать, он тут же набрал дочь и попросил ее перенести визит к врачу на более раннее время.
– На когда, пап?
– Да хоть сейчас могу, – воскликнул он и подумал: раз уж он тут бесполезен.
Он побывал на приеме у невропатолога. От него поплелся к мануальщику. Следом в процедурный кабинет. Скрипел зубами, еле переставляя ноги по больничному коридору. Злился, что ввязался в это больничное дело. Звонил дочери пару раз и жаловался.
– А как ты хотел, папа? – возмущенно отозвалась она. – Ты запустил болячку до такой степени, что врач развел руками. Предложил тебе стационар, ты категорически отказался.
– Уже наябедничал? – проворчал Петрович, присаживаясь после трех уколов в коридоре на скамью.
– А как еще? Ты же неуправляем. Ты из-за своих преступников готов плюнуть на все…
Не из-за преступников он, хотелось ему возразить. При чем тут преступники? Он просто привык быть кому-то нужным. Не привык сидеть дома. И что там ему делать, интересно, в одиночестве? Жены теперь нет. У детей своя жизнь. И что ему, на диване сидеть с перевязанной пуховым платком поясницей и тупо пялиться в телевизор? Нет уж.
– Как ты сейчас? Мне сказали, что тебе сразу три укола сделали.
– Полегче, – признался Петрович. – Намного. Сейчас отсижусь, на работу съезжу и домой. Может, заедете вечерком?
