Значит, он мне и подойдет. Можно пробраться глубже за деревья и подманить его к себе яблоком. Едва отправляюсь в лес, как слышу крик. Холодный плотный воздух доносит его до меня из пещеры, заставляя обернуться назад.
Мадок держит кого-то в заточении.
Пытаюсь убедить себя в том, что это не моя проблема, но эти мудрые мысли прогоняет новый отчаянный крик.
Кто-то кричит от боли. Я должна убедиться в том, что это не кто-то из тех, кого я знаю. Мои мышцы уже затвердели от холода, поэтому я медленно огибаю пещеру и забираюсь на каменный склон прямо над ней.
Мой импровизированный план состоит в том, чтобы спрыгнуть в отверстие пещеры, пользуясь тем, что ее охранники чаще всего смотрят в противоположном направлении. Это помогло мне незамеченной забраться на склон, но спрыгнуть отсюда? Нет, шум от моего приземления и моя мелькнувшая фигура немедленно привлекут их внимание и заставят поднять тревогу.
Я скриплю зубами и вспоминаю уроки Призрака – иди медленно, проверяй каждый свой шаг, держись в тени. Разумеется, помимо этих наставлений я сразу же вспоминаю и о предательстве Призрака, но говорю себе, что это не уменьшает ценности его уроков. Медленно спускаюсь ниже и повисаю на краю зазубренного валуна. Чувствую, как даже в перчатках замерзли мои пальцы.
Повиснув в воздухе, обнаруживаю свой ужасный просчет – даже если вытянуться в струнку, я все равно не достану ногами земли. Значит, все-таки придется прыгать, а спрыгнуть совершенно беззвучно не удастся. Делать нечего, и я спрыгиваю вниз, стараясь сделать это как можно тише, а затем моментально скрываюсь в пещере. Совсем немного отбегаю вглубь и останавливаюсь, чтобы больше не хрустеть по снегу ногами. Прячусь в тень и замираю, затаив дыхание.
– Что это? – спрашивает своих товарищей один из охранников и заглядывает в пещеру.
Не могу сказать наверняка, заметил он меня или нет.
Продолжаю стоять не шелохнувшись, надеясь, что он не увидел меня. И не унюхал. Впрочем, сейчас холодно, и я совсем не вспотела.
Мой нож – вот он, под рукой. Напоминаю себе, что я совсем недавно справилась с самой Гримой Мог. Если охранник приблизится ко мне, с ним я тоже справлюсь.
Но подумав немного, охранник качает головой и возвращается назад, стоять у входа и слушать доносящиеся из лагеря песни гоблинов.
Я жду сколько надо, а потом еще немного – просто для большей уверенности. За это время мои глаза привыкают к темноте. В воздухе пахнет горной породой и сгоревшим ламповым маслом. В конце наклонного туннеля продолжают танцевать, дразня меня, какие-то тени.
Пробираюсь между сталактитами и сталагмитами – такое ощущение, словно я шагаю сквозь зубастые челюсти гиганта. Вступаю в новый подземный зал и жмурюсь от яркого – особенно после темноты – света горящих факелов.
– Джуд? – негромко произносит знакомый голос.
Призрак.
Исхудавший, с кровавыми ссадинами на ключицах, он сидит на полу пещеры. На его запястьях наручники, прикованные цепью к ввинченным в землю пластинам. Вокруг Призрака выстроились зажженные факелы, а сам он смотрит на меня снизу вверх своими огромными карими глазами.
Хотя я и без того замерзла, мне внезапно становится еще холодней. Меня бьет озноб. Последнее, что я слышала от Призрака, были его слова: «Я служил принцу Дайну. Не тебе». И сказано это было прямо перед тем, как меня уволокли в Подводное королевство, где я пробыла несколько недель – испуганная, изголодавшаяся и одинокая. Но все же, несмотря на свое предательство, несмотря на уничтожение Двора Теней, он произносит мое имя с таким восхищением, будто думает, что я пришла сюда спасать его.
Рассматриваю вариант прикинуться Тарин, но отказываюсь от него, потому что Призрак не поверит, что моя сестра могла пробраться мимо охранников. Сделать подобное могла только я, учившаяся этому у него самого.
– Я хотела посмотреть, что здесь прячет Мадок, – говорю я, вытаскивая свой нож. – И если ты подумываешь, не позвать ли охрану, знай: от того, чтобы перерезать тебе горло вот этим ножом, меня удерживает только страх, что ты не умрешь достаточно тихо.
– Я умру громко, и ты это знаешь, – криво усмехается Призрак. – Очень громко. Просто чтобы досадить тебе.
– Ну что, достойную ты получил награду за свою службу, – говорю я, обводя рукой пещеру. – Надеюсь, за предательство тебе отдельно заплатили, а?
– Злорадствуй, злорадствуй, – беззлобно отвечает мне Призрак. – Я заслужил это и знаю, что натворил, Джуд.
– Но зачем вообще ты это сделал? – Даже то, что я просто спрашиваю об этом, заставляет меня чувствовать себя уязвимой. Но я всегда верила Призраку и потому хочу понять, как же это я сама так сглупила. Интересно, ненавидел ли он меня все то время, когда я считала нас с ним друзьями? Смеялся ли он вместе с Карданом над моей доверчивостью?
– Ты помнишь, как я рассказал тебе о том, что убил мать Оука?
Я киваю. Лириопу отравили румяным грибом, чтобы скрыть тот факт, что, оставаясь любовницей Верховного короля, она забеременела от принца Дайна. Если бы Ориана не вырезала Оука из чрева мертвой Лириопы, он тоже умер бы. Это жуткая история, одна из тех, что я при всем желании не смогла бы забыть, даже если бы она не имела отношения к моему брату.
– А как ты посмотрела на меня, когда узнала о том, что я сделал, тоже помнишь? – снова спрашивает Призрак.
Это было спустя день или два после коронации. Я взяла принца Кардана в пленники и все еще оставалась в шоке. Пыталась разгадать детали заговора Мадока. Ужаснулась, узнав о том, какую чудовищную вещь совершил Призрак. Да, меня многое тогда ужасало, но тем не менее смерть от румяного гриба особенно кошмарна, и при этом едва не погиб мой брат.
– Я… была удивлена.
– Удивлена! – трясет он головой. – Даже Таракан был потрясен. Он не знал об этом.
– И поэтому ты решил предать нас? Решил, что мы слишком сильно тебя осуждаем? – с недоверием спрашиваю я.
– Нет. Просто послушай меня еще немного, – вздыхает Призрак. – Я убил Лириопу потому, что принц Дайн привел меня к фейри, приютил и дал мне задание. Поскольку я был верен ему, то его задание выполнил, но потом был потрясен тем, что натворил. И тогда в отчаянии я отправился к мальчику, которого считал единственным оставшимся в живых ребенком Лириопы.
– К Локку, – онемевшими губами произношу я. Интересно, понял ли Локк после коронации Кардана, что Оук должен быть его сводным братом? Чувствовал ли он что-нибудь по этому поводу? Упоминал ли что-то об этом в разговорах с Тарин?
– Испытывая жгучее чувство вины, я предложил ему мою защиту, – продолжает Призрак. – И мое имя тоже.
– Твое… – начинаю я.
– Мое настоящее имя, – перебивает меня Призрак.
В народе настоящие имена являются строго охраняемой тайной. С помощью настоящего имени фейри можно управлять с такой же легкостью, как и взяв с них клятву. Мне с трудом верится, что Призрак мог пожертвовать такой важной частью себя.
