Руслан Корнеев. Дебошир и двоечник. Его даже оставляли на второй год за неуспеваемость. Иногда он дёргал меня за косички, а еще задирал юбку перед пацанами. Однажды, на день всех влюбленных, он подарил мне открытку и коробку конфет, признавшись в любви. Это было в старших классах. К сожалению, я отвергла его предложение. Думала, он в очередной раз решил надо мной пошутить. А еще его воспитывал отец-одиночка – байкер. Я не помню ни одного дня, чтобы Руслан не приходил в школу без синяков. Однажды я узнала, что он ночевал в раздевалке, в спортзале. Руслан был из неблагополучной семьи. Нет, он хорошо одевался, не выглядел как спичка от голода. Просто его отцу не было до него никакого дела. Отец Корнеева думал лишь о своих «мопедах». Ходили слухи, что отец Руслана продавал ворованные мотоциклы, этим зарабатывая себе на жизнь.
Между нами повисло странное молчание. Смотрим друг другу в глаза. Так странно… Исходя из поблескивающих огоньков в зрачках, Руслан ведёт себя так странно, будто собирается поцеловать. Глупости. А я? Я сама задержала дыхание. Просто его теплые вдохи, что ласкают волосы и повреждённую кожу, очень сильно расслабляют, располагают к себе, пробуждают во мне новые чувства. Схожие с симпатией. Наверное, потому, что Руслан не дал мне умереть, тем самым пробудив в изорванной душе капельку теплоты.
Я думала, что больше никогда в жизни никого не полюблю. Я поклялась. Не верить мужчинам. Презирать их, ненавидеть! Они ведь все озабоченные, одноразовые кобели, живущие инстинктами. Однако, скорей всего, моё сердце как обычно проигнорировало приказы разума.
Мы рассматривали друг друга несколько долгих секунд. Руслан застыл статуей, сжимая мои волосы, а я, затаив дыхание, едва не потерялась в манящем взгляде парня. Сколько же жалости было в его необычного цвета глазах! Как будто я была его сестрой или родственницей. С которой он прожил всю жизнь.
Мне показалось, что сейчас… он притянет меня к себе. Обнимет. Или… вот так спонтанно, сдуру, поцелует. Но острый момент испортил неожиданный стук в дверь. Мы одновременно вздрогнули, когда в палату вошёл следователь.
* * *
Руслан оставил нас наедине. Дрожащим голосом, вложив все свои чувства, эмоции, боль, я пересказала представителю правопорядка свою историю еще раз. В мельчайших подробностях. Господин Обухов то и делал, что морщился, еще и ногой от скуки качал, обхватив себя руками. Даже зевнул несколько раз, тем самым вызвав у меня полное неуважение к его персоне. Тогда я и поняла, что дело тёмное. Что со мной никто не будет возиться. Этому имеется весьма важная причина, которую никто оглашать не будет. Я хотела еще о многом рассказать мужчине, но тот нагло махнул перед моим носом толстенной папкой, после огласил:
– Мы провели необходимые тесты… никаких признаков изнасилования. Какие у вас есть доказательства, чтобы обвинять Романа Царёва в том, что он сделал? Мы уже связались с его адвокатами, они подтвердили, что ваши обвинения – полный абсурд. Минувшей ночью он находился дома, жена может это подтвердить. Более того, он знать вас не знает. Зачем вы лжете? Денег хотите?
Что? Что сказал этот хрен в погонах?
Я так и осела мёртвым бревном на стуле, не в силах поверить в то, что только что услышала. Но потом, вспомнив самые последние слова Романа, поверила.
– Но я же сказала вам адрес роддома! Я была там! Поищите в архиве! Давайте вместе туда поедем, обслуживающий персонал это подтвердит!
Демон в погонах качнул головой:
– Зачем вы лжёте? Гинекологи подтвердили, что вы вообще не рожали, как и не лежали в том роддоме. Нет у вас дочки, тем более от такого уважаемого и влиятельного господина, как Роман Царёв. Немедленно прекратите весь этот цирк! Иначе мы примем меры. Роман примет. Если не уймётесь, – он подошел ко мне вплотную, шепнув на ухо: – Вас нахрен до самой старости запрут в психушке.
К горлу подкатил ком горечи. Больше я не смогла произнести ни звука. Виной тому очередной шок от угроз.
Вот так. Меня только послали нахрен. И плевать, что меня избивали, издевались надо мной, держали против воли два месяца под замком. Цыкнув, следователь просто ушёл, хлопнув дверью. На следующий день мне сказали немедленно покинуть больницу.
* * *
Я молча переоделась в ту самую одежду, что купил мне Руслан. Сложила свои грязные вещи в мусорный пакет, оглянувшись по сторонам, вышла в холл. Руслан сидел в коридоре возле ресепшена, опустив голову вниз. Такой крепкий, большой, притягивающий к себе внимание.
Он очень сильно изменился со времен школьных лет. Кожаная куртка, стильная прическа с густыми взлохмаченными волосами… ему очень идёт. Парень спал. Бедный. Устал. Днями напролёт то и делал, что бегал за мной то туда, то сюда. Места себе не находил. Сидел напротив моей кровати. Но зачем? Кто я ему? Давняя знакомая? Непонятно. С какой такой стати?
Я осторожно подошла к Руслану, не торопясь, легонько коснулась его крепкой руки. Мышцы под кожанкой вмиг напряглись. Он дёрнулся. Распахнул глаза. Наши взгляды столкнулись друг с другом, как ракеты. Сердце обожгло огнём.
Вчера вечером, после разговора с Обуховым, Руслан пытался со мной поговорить, узнать о решении органов, но я лишь отмахнулась. Сказала, мол, всё нормально. Мне было очень стыдно рассказывать бывшему однокласснику яркие подробности драмы. Да, я боялась. Боялась, что он тоже примет меня за шлюху. Тем более если следователь шепнул ему на ухо о том, что я лгунья. И лгу лишь для того, чтобы поиметь денег с банкира. Поэтому я решила закрыть тему. Нечего втягивать в неприятности хорошего человека. Вот так ни за что пострадает. Царев же псих! Я себе никогда не прощу, если Руслан из-за меня пострадает.
– Руслан, – я простонала его имя севшим, слабым голосом. – Даже не знаю, как тебя отблагодарить. Скажи номер своей карты и сумму, которую я должна тебе за хлопоты. Постараюсь перечислить в ближайший месяц.
– Что? – он подорвался с места, встал на ноги. Удивившись, я отметила, что в полный рост парень выглядит куда крепче и выше, чем издали или в сидячем положении. На голове две выше Романа. Руслан бы одним ударом гниду прихлопнул, как немощную моль. Одни бугрящиеся мышцы чего только стоят. – Не нужно ничего. Ерунда, – буркнул это, а сам глаз от меня не отрывает. Все буравит и буравит с особым волнением в насыщенно-карей радужке. – Как ты?
Пожимаю плечами:
– Лучше.
И снова неловкое молчание, что заставило меня ссутулиться и опустить глаза в пол. Наверное, за шлюху принимает. Лучше по-быстрому распрощаться и уйти, пока не сгорела от внутреннего стыда и отвращения к самой себе.
– С-спасибо тебе за всё, – заикаюсь. – Я, пожалуй, пойду. Ты хоть номер свой оставь, пожалуйста. Как появятся деньги, я тебе сразу же пришлю. Прости за неудобства. Понадобится время, чтобы найти работу.
Хотя откуда я ему звонить собралась? Или писать? У меня теперь нет ничего. Дыра в кармане. Дыра в душе. Полная безысходность.
К горлу подступила горечь. Губы задрожали. Сейчас расплачусь. Я быстро разворачиваюсь. Делаю шаг в сторону выхода. Как вдруг чувствую, как чья-то тёплая рука оборачивается вокруг моего запястья. Сжимает. Так крепко, с такой поддержкой, что голова кружится, что по щекам скользят первые бусины слёз. Хочется прижаться к парню. Чтобы обнял, поддержал, утешил. Мне так холодно, так одиноко и больно, что мой внутренний мир разлетается в щепки! У меня ведь сердце вырезали. Голыми руками. Отобрали моё! Моё родное! Мою доченьку! Любимую бусинку, которую я носила в себе долгие месяцы! Мою жизнь. У меня из груди с корнем вырвали мою жизнь. На моих глазах растоптали. Что теперь делать? Я не знаю. Я беспомощная пыль под ногами хозяина жизни. Я ничто. Никто. Ни на что не способное мелкое насекомое, которое раздавить ничего не стоит.
