– В ночь со вторника на среду.
– А сегодня четверг. Завтра об этом ограблении весь Питер знать будет, во всех подробностях. Если только не сегодня к вечеру, – усмехнулась она. – Пошли, присядем, стоять надоело, – пригласила Алла, направляясь к странно изогнутому, нелепого лилово-черного цвета столу в конце выставочного зала.
– Ну, вот, – вольготно развалившись в просторном кресле, довольно проговорила фея – хранительница очага искусства. – О поездке на дачу Пичугин что-то такое говорил. И все это слышали. Перечислить присутствовавших поименно?
– Будьте любезны, – улыбнулся Никита. Аллочка начинала ему нравиться.
– Значит, были: Крымчинский. Холерик, с искрой дарования и наследственным алкоголизмом. Женат, вечный неудачник, завистник, стоит на позиции неоцененного гения. Живет тем, что малюет портреты левреток и пушков помешавшимся собачницам и кошатницам. При всей кажущейся абсурдности бизнес прибыльный. Наверное, потому, что больше ни одному идиоту не пришло в голову этим заниматься, – задумчиво проговорила Аллочка. – Пичугина ненавидит, страшно завидует, в студенческие годы был влюблен в его жену. Далее, Ежухин. Закомплексованный провинциал. Тщеславен, напорист, завистлив, подозрителен, жаден, мелкий интриган. Кормится на телевидении, в редакции нескольких сомнительных журналов, недавно ухватил заказ на оформление сети новых развлекательных центров. Трясется, как бы не перебили заказ, особенно боится Пичугина.
– Почему?
– У Пичугина связи в администрации города. Дальше… – Никита смотрел на Аллочку и думал, что рост у нее не столь уж и велик, как ему показалось вначале, а фигура так и вообще хорошая, с формами, так сказать, а хрипотца добавляет ее голосу пикантности. – Постников, – продолжала фея, – женат на дочери одного из проректоров Академии, преподает, выставляется, имеет свой круг почитателей и регулярные заказы. Всем в жизни обязан тестю. Жену ненавидит, коллег презирает, страдает язвой, завистлив, не удовлетворен морально и физически. Мечтает подсидеть тестя. Безнадежно. Давний друг Пичугина, дружат семьями, ненавидит обоих супругов.
Никита только крякнул.
– Царь-Пушкин. Идиот. Фамилия, видимо, определяет. Смешлив, добродушен. Любит всех, никому не завидует, перед всеми заискивает, всем угождает. Болтлив, непрактичен, талантлив. Очень талантлив. Безалаберен. Живет в хрущевке на окраине, кормится в галереях и на Невском, перебивается мелкими заказами, его работы востребованы за рубежом. Выезжать боится. Пичугину тайно завидует. Женат, двое детей.
– Они что, все такие? – оторопело уточнил Никита.
– Художники? Все. Алкаши, завистники, непризнанные гении, жадные до безобразия, – уверенно проговорила Аллочка. – При этом каждый мнит себя вершиной добродетели. А дай шанс – закопает лучшего друга, оклеветает, продаст, подсидит, а, да что говорить, – махнула она крупной, унизанной перстнями рукой.
– Какие у вас кольца необычные, – невольно отметил Никита.
– А, это работа одного из наших, Дмитрия Жердева. Он мелкой пластикой занимается, резьбой по камню, иногда вот оправляет, получаются кольца, броши, перстни. Стоит недешево, но мне они достались в подарок. Я у них тут пользуюсь определенным влиянием, – понизив голос, доверительно сообщила Аллочка. – Они считают, я могу продвинуть их работы, помочь с продажей.
Хорошо, что в понедельник в галерее собралось только четверо художников, не считая самого Пичугина. Похоже, все представители художественного сообщества – потенциальные убийцы и разбойники.
С другой стороны, это сильно облегчает Никите задачу. Надо просто вычислить из этих четверых преступника. С кого бы начать?
Он заглянул в выданную Аллочкой распечатку адресов и телефонов. Галерея располагалась в центре города, в двух шагах от Невского проспекта.
Ага, вот у Крымчинского мастерская неподалеку. Вот с него и начнем.
Когда Никита добрался до мастерской художника и вскарабкался на чердак по узкой черной лестнице, часы показывали начало восьмого. «Вот он, ненормированный рабочий день. Когда все нормальные трудовые люди садятся дома ужинать, он, бедный рядовой опер, лазает по темным, пропахшим плесенью и тленом лестницам. Разыскивает всяких мерзавцев, которым не сидится тихо в рамках закона», – сердито пыхтел Никита, утирая пот. Удушливая жара, наполнившая за день подъезд, еще не успела смениться вечерней прохладой, и Никита чувствовал, как пот тоненькими, противными струйками стекает по спине под рубашкой.
Дверь распахнулась перед Никитой на удивление быстро, за ней, пошатываясь, стоял бородатый взъерошенный субъект с мутными, плохо сфокусированными глазами.
– Принес? – дыхнув перегаром, коротко спросил Крымчинский.
– Что? – так же коротко ответил Никита.
– Заказ. Водку принес? Жратву? – сердито засопел Крымчинский, поджимая губы и из последних сил стараясь сосредоточиться.
– Нет.
– Почему?
– Я не доставка жрачки. Я оперуполномоченный следственного отдела старший лейтенант Борисов.
– Кто? – опасно покачнувшись, переспросил Крымчинский, бессмысленно таращась на Никиту.
– Конь в пальто, – буркнул тот и решительно шагнул в мастерскую. Ох, уж эти пьющие граждане. – Садитесь, – кивнул он Крымчинскому, указывая на стоящий возле стены потрепанный диван.
Тот послушно шлепнулся на диван, не промахнулся.
– Пичугина знаете?
Утвердительный кивок.
– Квартиру его грабили?
Взгляд – лишенный мысли, плавающие зрачки, тяжелое сопение. Наконец, искра осмысленности промелькнула, брови нахмурились, взгляд цепко зафиксировался на Никите.
– Кто, говоришь, такой?
– Оперуполномоченный.
– Чего хочешь?
– Вы квартиру Пичугина грабили?
– Что я делал? Нет! Погоди! – выбрасывая вперед руку, воскликнул Крымчинский. – Я сейчас.
Он с трудом поднялся с дивана, пересек нетвердыми шагами мастерскую, действительно всю сплошь заставленную портретами братьев меньших, и скрылся за дверью уборной. Далее оттуда последовала череда вскриков и протяжных стонов.
Появился он спустя минут пять, совершенно мокрый, слегка дрожащий и почти трезвый. Он сдернул с гвоздя серую потрепанную холстину, энергично растер ею голову, торс, кряхтя и охая, и наконец, отбросив ее в сторону, уставился злым взглядом на Никиту:
– Вот. Весь вечер коту под хвост. Так зашло душевно, оставалось буквально стакан залить, и все, рай, блаженство, кущи. А все Левка – сволочь, заявился вчера и полпузыря выдул, его сегодня и не хватило! – Он хлопнул себя по ляжке, потом заметил Никиту, вспомнил о причине произошедшего облома и сердито спросил: – Что вам?
– Мне надо знать, как, с кем и где вы провели ночь со вторника на среду? – коротко и ясно спросил Никита, напрягать сложными вопросами измученный алкогольными вливаниями мозг было бы негуманно.
