Мартовская поездка на островные посты осталась в памяти Стрельцова: ведь у него в начальный период флотской службы живой оперативной работы почти не случалось. В то же время день ото дня крепло предчувствие того, что надвигаются интересные события. И предчувствие сбылось. В первых числах апреля полковник получил шифрованное сообщение от «Фридриха», замаскированное под обычное письмо. Нераспечатанное и непрочитанное, оно лежало в кармане куртки: получать агентурную корреспонденцию он ходил в штатском. Направляясь обрабатывать донесение, он ощущал волнение, присущее охотникам, ожидавшим верную добычу Расставаться с укрепившимся в душе предчувствием сразу не хотелось: как в детстве, важнее был не сам праздник, а его ожидание. Искушенный опытом разведчик понимал: вскроешь конверт – предчувствие уйдет. Сообщение будет важным, и те сведения, которые в нем содержатся, повлекут за собой круговерть новых дел. Душа офицера просила небольшой паузы.
По дороге Стрельцову попалось маленькое кафе в подвальчике в центре Ревеля, эстонский koffik, куда он решил заглянуть и посидеть за чашкой кофе, немного продлевая для себя мгновения ожидания чего-то важного. Удобно расположившись за столиком в углу возле входа, Илья Иванович с блаженством маленькими глотками потягивал бодрящий напиток и разглядывал интерьер заведения с его посетителями. Все было незамысловато: полдюжины столиков, за которыми торопливо пили горячее молоко, шоколад или кофе спешившие куда-то мужчины и женщины. Тусклый свет в зале давали два окна, прорубленные на улицу так низко, что у шедших по тротуару прохожих были видны только ноги и туловище без головы. От входной двери в зал спускалась чугунная лесенка в пять ступеней.
Дверь распахнулась в очередной раз, вошедшая посетительница, легко придерживаясь за перила, неторопливо спустилась по ступеням и направилась к столику у окна. Стрельцов замер: в кафе зашла красивая молодая женщина, которая попалась ему на глаза месяц назад возле костела. Сегодня она вновь выглядела эффектно, как в тот день, только на сей раз ее наряд смотрелся, словно сама весна. Светло-бежевый жакет тонкого сукна, расшитый по лацканам модной вышивкой, едва доходил даме до середины бедра. Коричневая юбка-клеш была украшена двумя рядами пуговиц того же светлого цвета, что и кожаные туфли на каблуке. Полноту картины завершала шляпа песочного цвета и стильно оттенявший ее коричневый шелковый платок на шее. Незнакомка села, заказала кофе и стала задумчиво смотреть в окно. Взгляду Стрельцова был открыт ее профиль. Сверкающей капелькой покачивалась изумрудная сережка в золотой оправе. Эта безделушка выглядела необычно для Ревеля, где дамские украшения представляли собой янтарь во всех видах.
Глядя на незнакомку, Илья Иванович не мог не вспомнить когда-то прочитанное стихотворение петербургского таланта Александра Блока:
…Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
Вдруг до него дошло, что он сидит в своем углу и по-мальчишески подглядывает за красивой женщиной. «Осталось только рот разинуть от удовольствия», – ругнулся он мысленно и поднялся из-за стола. Его движение не осталось незамеченным для дамы: она взглянула в его сторону, удивленно откинув голову. Боковым зрением Стрельцов отметил некое подобие улыбки на пухлых немного губах. Илья Иванович вышел на улицу, где в лицо подуло теплым апрельским ветерком. «Пасху только что отпраздновали, – пришло в голову ни с того ни с сего. – Должно быть, оттого и приятное настроение», – соврал он себе. А в глазах стоял образ прекрасной дамы.
Через час Стрельцов, сменив штатское на военное, появился в «скворечнике». Быстро прошел в свой кабинет, закрылся и взялся колдовать с химическими реактивами, чтобы приготовить раствор для проявления тайнописного текста в присланном письме. В белом халате, надетом поверх формы, он был похож на врача из гарнизонного госпиталя. Но вместо врачевания полковник с наслаждением занимался «алхимией». Листочки письма лежали в кювете, куда он аккуратно заливал растворы. Агентурное сообщение наконец полностью проявилось, и Стрельцов, словно голодный за столом с яствами, быстро, одним взглядом проглотил длинный текст на мокрой бумаге. В нем содержались важнейшие сведения о перегруппировке войск противника на Прибалтийском направлении. Этот доклад «Фридриха» требовалось немедленно доложить адмиралу Эссену. Переписать начисто тайнописное сообщение на специальном бланке не потребовало много времени. Еще немного ушло на то, чтобы добраться до «Рюрика». Командующий флотом работал у себя.
Начальника разведывательного отделения без промедления пропустили к адмиралу. Они поздоровались, затем полковник положил на стол листы бумаги в красной кожаной папке.
Эссен вопросительно поднял глаза на Стрельцова, и тот отчетливо доложил:
– Николай Оттович, я только что получил важное сообщение от агента «Фридриха».
Командующий внимательно, раза два пробежал глазами три странички рукописного текста. Потом положил донесение поверх остальных документов, потер пальцами виски и заговорил тихим голосом усталого человека:
– Все правильно, этого следовало ожидать. Противник снимает войска с Западного фронта и направляет на Восточный, чтобы в течение текущего года разгромить русскую армию единовременными мощными ударами в Прибалтике, в Польше и в Галиции. Ваш агент сообщает, что в Киль прибыли два армейских корпуса, предназначенные для высадки в северной части Рижского залива близ Пернова. Конкретно это выливается в четыре кавалерийские и четыре пехотные дивизии. Хороший кулак у них на нашу макушку замахивается. Если считать Польшу – грудью, Галицию – подбрюшьем, то здесь у нас – как раз макушка, выходит. Дней десять надо германцу на переброску и развертывание корпусов, а в середине апреля на Приморском направлении начнется наступление, попомните мои слова.
Постепенно голос адмирала окреп, он поднялся и начал шагами мерить пространство от письменного стола до двери, размышляя при этом вслух:
– Значит, есть у неприятеля намерение прорваться в Рижский залив и высадиться у нас под носом, чтобы создать группировку, нанести удар в тыл Рижскому укрепленному району, а после развернуть штыки в сторону Ревеля? Нет, господа хорошие, этот номер у вас не пройдет! Вход в Рижский залив пока беззащитен, но я сегодня же отдам приказ Канину слить первую и вторую Минные дивизии в единое соединение и погоню вскачь все «эскадронные» миноносцы для перекрытия Ирбенского пролива минными заграждениями. Не видать им Рижского залива, пока я жив!
Эссен остановился и резко повернулся к Стрельцову:
– Отлично сработано, Илья Иванович, благодарю за службу И агента этого, «Фридриха», поощрите за своевременное сообщение особо ценных сведений. Как у вас принято, деньгами, регалиями? Представляйте, подпишу! Что он там еще доносит? Произвел вербовку информатора в порту Киль? Может, это новый агент добыл сведения по сосредоточению там германских корпусов? Тогда поощрите обоих! О-ох, Господи, Боже мой, я, пожалуй, присяду – что-то нездоровится сегодня.
Илья Иванович сделал шаг вперед, чтобы помочь адмиралу сесть, но тот отмахнулся и медленно, с гримасой боли опустился в кресло. Повисло тяжелое молчание. Больно было видеть эту физическую муку. Христианской душе свойственно сострадание к человеческим мучениям. Здесь, в адмиральском салоне, Стрельцов видел перед собой совершенно больного человека, который сознавал, что несет огромное бремя ответственности, но не мог позволить себе отдыха даже для лечения тяжелого недуга.
