– Точно, шекспировские страсти, – в тон Голубевой вставил Стрельцов.
– Да, было острое желание наподдать ему как следует, чтоб знал, как себя вести с порядочной девушкой. Но передо мной стоял настоящий скальд из древних скандинавских саг, да такой пригожий, что проучить его сумочкой как-то расхотелось. Он сообщил мне, что зовут его Антти, родом он из Гельсингфорса, в Стокгольме учится на доктора и после учебы вернется в Финляндию. Ему двадцать семь лет. Антти видел меня на посольском приеме и месяц ходил за мной, мечтая познакомиться. Представляете, Илья Иванович, ему даже невдомек было, что я быстро раскрыла его слежку и очень расстроилась из-за произошедшего. Узнав, он покраснел, словно девица, и начал бормотать слова извинения.
– Дальше-то что было? – не очень вежливо перебил насупившийся полковник.
– А что дальше? Потом мы стали встречаться. Душой чувствую, что он человек добрый и открытый.
Помолчав, Альбина с ноткой раздражения добавила:
– Да, мы встречаемся. Не каждый же день Альбине Голубевой делают предложение руки и сердца.
– И что же, вы его полюбили?
– Ой, Илья Иванович, вы будто в сказке: «любишь – не любишь»… Мне в ноябре двадцать шесть исполнилось, между прочим, – как-то очень уж по-женски изложила суть проблемы Альбина.
Стрельцов замолчал. Он наконец понял, что пресловутая слежка в Стокгольме за Альбиной угрожала не ей, а ему. Она обретет семью и счастье, скорее всего. А он навсегда потеряет свою надежную помощницу и талантливую ученицу. К которой относился настолько тепло, что даже при своей замкнутости позволял себе советоваться с ней по разным серьезным вопросам. Он осознал, что испытывает в этот момент нечто подобное ревности отца, у которого посторонний человек уводит из семьи любимую дочь. Но с такими чувствами ему быстро справиться не удастся. «Интересные дела, полковник», – озадаченно сказал он сам себе.
Они уже шли из музея, Альбина тем временем продолжала рассказывать:
– Мы с Антти решили осенью пожениться. Он к тому времени закончит учебу и получит диплом доктора. Я уже рассказала о своих планах в посольстве и думаю, что в сентябре или октябре меня отпустят со службы. Мы уедем в Гельсингфорс, где живут его родители. Отец, кстати, тоже врач. Только Антти собирается в начале своей врачебной деятельности практиковать где-то в сельской глуши. Посмотрим, как это будет выглядеть. В сельской местности я могла бы учительствовать. Финский и шведский языки у меня в полном порядке, как родной русский.
Словно что-то вспомнив, она добавила:
– Вот еще о чем хотела попросить вас, Илья Иванович. Мне кажется, что все должно быть в порядке, и тем не менее… Ведь я ваша послушная ученица, прошла школу тайной работы, поэтому решила проверить по вашим каналам Антти и его родню на полную благонадежность. Прошу мне помочь. С произведенной проверкой будет как-то спокойнее. К тому же она может стать своего рода благословением с вашей стороны. Ведь я сердцем чувствую, что не по душе вам мои новости.
Тут уж Илья Иванович вынужден был искренне рассмеяться, настолько мудрым и зрелым показался ему этот шаг Альбины. Он взял из ее рук листок бумаги, исписанный знакомым аккуратным почерком, притянул за плечи и по-доброму, благословляя, троекратно расцеловал ее в щеки.
Альбина спокойно улыбнулась, сделала пару шагов назад и дружески помахала ладонью на прощание.
Стрельцов неподвижно стоял на улице, глядя, как удаляется и растворяется в морозном воздухе яркое пятно огненноволосой прически Альбины.
Через два дня подошло время встречаться с агентом «Фридрихом». Илья Иванович старался строить ровные деловые отношения со всеми своими агентами. Но в глубине души как живой человек он, безусловно, по-разному относился к тому или иному помощнику. Кто-то в силу своих личных качеств и манеры общения не вызывал у него симпатий, а с кем-то, наоборот, ему было приятно работать, видеться и разговаривать. К числу последних как раз и относился агент «Фридрих».
В разведке, впрочем, так же как и в контрразведке, об офицерах-операторах, офицерах-вербовщиках, всегда известно гораздо больше, чем об их секретных помощниках. Существует выражение: «Слава скаковой лошади достается жокею», – так можно охарактеризовать положение в сложившемся тандеме «руководитель – агент». Но именно агенты несут на себе основную тяжесть опасной негласной работы. Они, часто рискуя жизнью, являются добытчиками секретной информации, которую потом получает офицер, сортирует по важности и определяет уровень тех лиц из числа военного командования, а то и политического руководства государства, кому информация должна достаться. Потом направляет агента на решение новых задач. Можно сравнить деятельность офицера с деятельностью дирижера оркестра, а секретного агента – с музыкантом его коллектива.
Собственно говоря, знакомство Стрельцова и «Фридриха» началось именно с музыки. За пять лет до начала войны они случайно встретились в столице Австро-Венгрии: получилось так, что они ехали рядом в трамвае по кольцевой линии, вместе вышли на остановке Opernring перед прекрасным зданием с колоннами и одновременно направились на спектакль в Венскую придворную оперу В антракте увиделись в фойе, раскланялись, обменялись впечатлениями и договорились встретиться после спектакля. Вечером долго сидели в кафе, пили кофе с коньяком, говорили о музыке, о Венской опере и о замечательном спектакле, на котором случайно побывали вместе. Стрельцов представился профессором-историком из города Лемборга, иначе, по-славянски – Львова, направляющимся через Вену в Альпы подлечить ослабленные после болезни легкие. Его новый знакомый сообщил, что он – коммивояжер из Гамбурга, а в Вену приехал по торговым делам. В разговоре он честно выразил обеспокоенность тем, что его Германия усиленно вооружается и готовится начать большую войну в Европе. Именно эта фраза и совместная любовь к серьезной музыке и послужили основой для установления дружеских, а потом и секретных отношений. Мотивом для поступления «Фридриха» на службу в разведку стало его резкое неприятие растущего прусского милитаризма. Он был настолько уверен в правоте своих действий, что в течение последующих лет тайного общения со Стрельцовым в самых сложных ситуациях из его уст ни разу не прозвучали слова сожаления о совершенном шаге.
Очередную встречу в Стокгольме в Рождественские дни Илья Иванович назначил агенту на новом стадионе, который был построен в 1912 году к Олимпийским играм в столице Швеции. Полковник как обычно внимательно проверил все пути подхода и отхода, чтобы встреча была максимально безопасной. Расположившись на соседних сиденьях в нижнем ярусе возле колонны, разведчик и агент были скрыты от посторонних взглядов, а сами могли спокойно беседовать, поскольку соседей на их ряду не было, лишь несколько зрителей сидело рядом ниже.
– Понимаю, что нам было бы хорошо встретиться на спектакле Стокгольмской оперы, удовольствия там больше, но в театре и зрителей гораздо больше, и музыка отвлекает, хотя правильнее было бы сказать, что наш разговор отвлекал бы от музыки. Поэтому придется довольствоваться созерцанием противоборства шведских спортивных команд «Упсала» и «Стокгольм» в любимой скандинавской игре «бенди». Это последний матч в уходящем 1915 году, – сказал Стрельцов «Фридриху», когда они заняли места на стадионе.
