Илья Иванович быстро разыскал одноэтажное здание в просторном госпитальном дворе, заросшем липами, которые здесь хорошо прижились: от уличной пыли и холодного ветра с Финского залива деревья укрывал длинный трехэтажный корпус из красного кирпича, выходивший фасадом на Старо-Петергофский проспект. В дворовом одноэтажном флигеле завершали лечение выздоравливающие, попавшие изначально после ранения в отделение военно-полевой и морской хирургии. В одноэтажном покое находились кабинеты физиотерапии, где раненым перед выпиской делали массаж, помогали восстановить навыки ходьбы без костылей, возвращали рукам ловкость, а спинам – гибкость. Подходя к флигелю по липовой аллее, можно было видеть, как группа выздоравливающих в пижамах и теплых куртках делала гимнастические упражнения под руководством молодого доктора.
Стрельцов представился начальнику отделения, и ему отвели помещение ординаторской для бесед с ранеными. Для прикрытия своего интереса к Таубе он побеседовал в тот день с несколькими офицерами. Иван Алексеевич произвел хорошее впечатление: был скромен, на вопросы отвечал по существу и довольно откровенно. Разведчику сразу бросилась в глаза его внешность: лицом новый знакомый был похож на прусского короля Фридриха Великого, такое же тонкое лицо с волевым подбородком, длинным носом и удивительно круглыми глазами. Умными и недоверчивыми. Ростом офицер оказался не очень велик, но физически был крепок, с тренированными плечами, руками и ногами.
Полковник расспрашивал его о семье, которой, как оказалось, уже не было: родители умерли, а старший брат погиб. Других родственников не имелось. Поговорили о перспективах службы.
– Я хочу предложить вам учебу в Николаевской военно-морской академии в Петрограде. Вы достаточно повоевали, у вас есть боевой флотский опыт. Скоро получите звание старшего лейтенанта. Самое время поучиться, чтобы потом служить на более высоких должностях, – попытался заинтересовать собеседника Стрельцов.
Но Таубе неожиданно возразил:
– Вы мне предлагаете поступить в ту академию, после которой назначают в штабы? Да я со скуки умру и на учебе, и на штабной службе. Я люблю активную деятельность. Сейчас идет война. Боевая обстановка – это как раз по мне. Нет, в военно-морскую академию не хочу, не уговаривайте.
Стрельцов решил зайти с другой стороны:
– Раз уж вы такой любитель активных действий, может быть, вам следует поступить в академию Генерального Штаба? Там очень интересная учеба для таких энергичных людей, как вы.
– Как же морской офицер пойдет в сухопутную академию? Что мне там делать?
– Моряк может поступить туда и учиться, чтобы стать кадровым военным разведчиком. Как вы к этому относитесь?
– К службе в военной разведке я отношусь положительно. Но на два года садиться за парту, становиться школяром, когда мои товарищи будут продолжать воевать, это – не для меня. Я еще не за всех своих отомстил противнику. Этим и продолжу заниматься после выздоровления.
Зацепки, позволяющие привлечь Таубе к службе в разведке, Стрельцова обнадежили. «Есть перспективы», – подумал он. Но форсировать события не имело смысла. Следовало провести еще несколько бесед с изучаемым лицом, чтобы выявить его взгляды по разным жизненным вопросам, сильные и слабые места характера, готовность идти на риск.
Для продолжения разговора Илья Иванович избрал тему службы на батарее мыса Церель. Он доверительно сообщил, что сам участвовал в бою на этой позиции и даже был ранен в плечо навылет. Таубе стал более откровенным, ему было интересно говорить о том, что он недавно пережил, к тому же обсуждать тему с человеком, который воевал там же, где и он. Встреча затянулась, но Стрельцов неожиданно, прерывая беседу, сказал, что ему пора уходить, но они могут еще встретиться, если собеседник не будет против этого.
– Конечно, приходите. Мне было бы интересно продолжить этот разговор, – бесхитростно ответил Таубе.
После первой встречи Стрельцов отметил в своем рабочем блокноте два момента, на которых следовало бы заострить внимание во время следующих бесед: 1) положительно относится к службе в военной разведке; 2) готов мстить противнику за погибших товарищей.
Они увиделись через несколько дней. Илья Иванович дождался, когда лейтенант выйдет на прогулку во двор, и подошел к нему, якобы случайно, возвращаясь после работы, проведенной в другом отделении госпиталя. Вместе они не меньше часа гуляли среди лип, полковник настроил собеседника таким образом, что тот почти все время говорил о себе. Где и как рос мальчишкой, кто были родители, почему пошел учиться в Морской корпус. Оказалось, что в корпусе учился и получил офицерские погоны старший брат – Николай Таубе, с которым они были очень дружны в детстве. Младший во всем подражал старшему и поехал вслед за ним учиться в Петербург. Когда умерли родители, Николай уже стал офицером, попал на корабль, а Иван учился на втором курсе. Старший брат заменил младшему родителей, это еще больше их сплотило.
В начале войны Николай служил командиром базового тральщика, и осенью 1914 года погиб, подорвавшись вместе с кораблем во время траления германских мин на рейде Либавы. Иван поклялся мстить врагу всю войну. Он специально попросил командование отправить его служить на артиллерийскую батарею на мысе Церель, потому что знал: в 1915 году вокруг этого места постоянно шли бои. Наши артиллеристы наносили противнику значительный урон огнем своих орудий, но и германцы в ответ снарядами и бомбами крошили камень в пыль и стремились истребить все живое на батарее, которая препятствовала их прорыву в Ирбенский пролив.
В блокноте у Ильи Ивановича появилась новая запись: 3) отважен в бою; 4) собирается всю войну мстить германцам за погибшего брата.
Состоялось еще несколько бесед, в ходе которых выяснилось, что Таубе до войны участвовал в дальних морских походах на крейсерах, бывал в портах Латинской Америки, в африканском Кейптауне и на острове Мадагаскар, в Юго-Восточной Азии и даже на островах в Полинезии. В плавании освоил в совершенстве английский язык. Немецкий язык знал как родной, а с гувернанткой-шведкой в детском возрасте выучил шведский язык. На шведском и на немецком языках они даже обсудили несколько тем со Стрельцовым. В блокноте полковник записал: 5) свободно говорит на немецком и шведском языках, владеет английским.
Вскоре таких записей в блокноте появилось столько, что можно было сделать вполне определенный вывод о целесообразности использования лейтенанта Таубе для службы в агентурной разведке с целью заброски его в глубокий тыл противника на длительное оседание для сбора сведений о германском военно-морском флоте.
Дело было в декабре 1915 года. Вместе с другими выздоравливающими после ранений офицерами Таубе готовился пройти военно-врачебную комиссию, доказать врачам, что он годен и дальше воевать с врагом на кораблях флота. Иван Алексеевич чувствовал себя вполне здоровым и надеялся без задержек вернуться на флот. Однако начальник отделения подошел к лейтенанту и сказал, что перед комиссией ему нужно зайти в ординаторскую.
Вместе с начальником отделения Таубе прошел до конца коридора и остановился перед нужным кабинетом. Начальник отделения постучал и вошел первым, Таубе последовал за ним. В кабинете за столом сидел хорошо знакомый ему по многим беседам полковник Генерального Штаба Стрельцов. Только в этот раз он был не в синем флотском кителе с георгиевским крестом над левым карманом, а в элегантном сером шерстяном костюме с галстуком. Изменение во внешности удивило лейтенанта: светло-серый пиджак, серебристо-серый галстук в сочетании с благородной сединой висков и усов имели вид совершенной изысканности. Но еще больше его удивило то почтение, с которым к полковнику обратился начальник отделения. По всему выходило, что Стрельцов занимал очень высокое положение, чем он, однако, никогда не злоупотреблял этим в отношениях с людьми. Некоторое волнение начальника отделения госпиталя передалось и лейтенанту. Он внутренне подобрался и держался довольно напряженно. Но после того, как они остались одни в кабинете, Стрельцов вышел из-за стола и поздоровался за руку с Таубе, как с давним знакомым, и предложил сесть. Этот поступок полковника сразу разрядил обстановку.
