Свет в окнах номера погас поздно.
Утром Кристина проснулась первой и поднялась с постели. Ничем не прикрываясь, почему-то на носочках, прошла в ванную комнату. Стрельцов смотрел и восхищался, насколько прекрасна ее фигура. Античная форма плеч, высокая грудь, изящная талия, изгиб которой плавно завершался округлыми бедрами, стройные ноги. Венеру бы с нее лепить!
Внутренний голос почему-то сказал: «Жалко такую терять». Стрельцов сам поразился неожиданным словам: ну почему терять-то? Ведь можно время от времени встречаться, раз нельзя все время быть вместе. Она же ему нужна: он только-только пришел в себя после смертельного испытания, которое выпало ему накануне. И отчетливо осознавал, что без ее ласки, нежных слов, даже без ее обычного кокетства невозможно почувствовать себя вот так, народившимся заново. Как сейчас. Более того, он понимал, что и ей нужны эти встречи, без них она зачахнет, превратится в серую домашнюю мышку. А здесь она – царица.
Кристина быстро прошла из ванной, нырнула под одеяло и прижалась прохладным влажным телом. Время для них остановилось. Покидать уютный номер не хотелось. Под вечер они все же собрались и перед расставанием остановились возле двери. Кристина вдруг сказала:
– Милый, меня не покидает чувство, что нам не суждено больше встречаться. Подожди, не перебивай меня! Прежде всего, ты должен знать: я приду всегда, когда ты позовешь меня. Но и ты, пожалуйста, побереги себя. Вчера при встрече я просто физически ощущала, что вокруг тебя, будто глубокая темная вода, сомкнулась опасность. Я постаралась снять эту напасть. Сегодня тебе ничего не грозит. Но мы расстаемся, ты вновь уходишь на войну. Прошу, во имя всего святого, береги себя!
Всю обратную дорогу Илья Иванович размышлял, каким образом Кристина, довольно легкомысленная женщина, смогла так глубоко прочувствовать, что с ним произошло, и степень той опасности, которой он подвергался. Для него в очередной раз оказалось непостижимым понять ход мысли любящей женщины.
Утренний Ревель принес Стрельцову очередной сюрприз. Правда, на сей раз приятный. Хотя развивались события сначала загадочно и даже тревожно.
В его служебном кабинете раздался телефонный звонок. Военный комендант железнодорожного узла Ревеля известил полковника, что начальник литерного санитарного поезда, который остановился на краткую стоянку на путях у вокзала, просит его подойти к поезду для получения информации. У Ильи Ивановича кольнуло сердце: что-то случилось с Машенькой, дочкой. Только она могла ехать санитарным поездом. Он сел в автомобиль и примчался к вокзалу, пробежал через пассажирский перрон, а потом долго плутал в лабиринтах рельсов, разыскивая нужный эшелон.
Вагонов и платформ на путях стояло множество, приходилось, согнувшись в три погибели, подныривать под них, а то и карабкаться по отвесным лесенкам, переходя через открытые площадки. Элегантные лайковые перчатки стали грязными, как рукавицы грузчика. Наконец санитарный поезд с красными крестами на зеленых вагонах оказался именно тем, который Стрельцов искал. Вдоль эшелона шли и беседовали двое военных медиков в шинелях и белых врачебных шапочках. К ним он и обратился:
– Здравствуйте, господа! Я Стрельцов, меня вызвали по телефону к этому санитарному поезду. Не могли бы вы прояснить мне ситуацию?
Врачи остановились и поздоровались, один из них представился:
– Слатвицкий, начальник сорок седьмого эвакопоезда Северного фронта. Я действительно разыскивал вас, господин Стрельцов. Об этом меня просила ваша дочь, Мария Ильинична, старшая хирургическая сестра поезда. Она сейчас в штабном вагоне. Вон в том, около которого стоят люди. Вы можете поговорить с дочерью, только недолго: мы скоро отправляемся в Петроград.
– Как это скоро отправляетесь? – удивленный Стрельцов не мог понять, почему он не может остаться с дочкой хотя бы до вечера. – Мы же не виделись с ней больше года! Отпустите ее со мной, завтра в первой половине дня она будет в Петрограде, слово офицера…
– Вы уж простите великодушно, господин Стрельцов, – как-то по-штатски сказал Слатвицкий. – У нас в санитарном поезде дисциплина строже, чем в ином боевом полку будет. Не могу я пойти вам навстречу и отпустить вашу дочь. Она ведь при раненых, им помощь требуется. А коли нас вместо Петрограда на Псков отправят, такое нередко бывает? Где мы тогда с Марией Ильиничной повстречаемся? Порядки сейчас строгие, военные. Беды потом с ней не оберемся. Да вы бы, господин Стрельцов, поскорее шли к вагону, если поговорить с дочкой желаете.
В этот момент Илья Иванович услышал за спиной родной голос:
– Папа! Папочка!
Он обернулся, расставил руки и закружил, как в детстве, упавшую в объятия дочь.
– Папочка, отпусти, неудобно: раненые вокруг во все окна за нами смотрят…
– Пусть посмотрят, не каждый день сестра милосердия Стрельцова с отцом-офицером встречается на войне. К тому же положительные эмоции очень полезны для выздоровления раненых, – добавил Илья Иванович, но опустил-таки Машу на землю.
Они замолчали, глядя друг на друга. Илья Иванович поразился, как изменилась дочь: начинала работать в госпитале, почти девчонкой была. Сейчас перед ним стояла взрослая женщина с усталым лицом, тенями под глазами и первыми морщинками на лбу. А ведь Маше только двадцать первый год пошел. Много горя она через себя пропускает, и страдания людские видит, и смертушку, которая за ранеными по пятам ходит.
– Папа, ну что же ты молчишь? Я так рада тебя видеть! А главное – мое желание сбылось. Я загадала, поедем в Ревель, обязательно с тобой встречусь. Заранее начальника поезда попросила, чтобы он тебя нашел через военного коменданта.
– Какая же ты умница, Машенька! Все знаешь, все понимаешь. Вижу, что устаешь ты на службе сильно. На фронт-то еще хочешь попасть? Помнишь, ты мне в прошлом году рассказывала…
– Не хочу, папа, никуда не хочу. Теперь только домой. Приедем в Питер, буду просить, чтобы меня вернули в госпиталь. Год уже катаюсь на поездах. Тяжело стало.
– Маша, я твоего начальника уговаривал, чтобы он тебя до вечера ко мне отпустил. А я бы тебя завтра утром на корабле в Петроград отправил, быстро бы добралась. Побыстрее, чем на поезде.
– Ой, папочка, что ты, нам строго запрещено отлучаться из эшелона. Такие требования к медицинскому персоналу. И за ранеными я должна ухаживать…
– Вот и Слатвицкий ваш мне так же объяснил. Жалко! Посидели бы вечерок, поговорили. Когда еще свидимся?
– Пап, да ты в Петроград приезжай, там и встретимся. Думаю, что меня все же отпустят с поезда. В госпиталях тоже нужен знающий медицинский персонал с фронтовым опытом. Так что в нашей квартире на Садовой и посидим вместе.
– Я там год назад был. Ты уже с поездом уехала.
– А я всего дважды заскакивала ненадолго, раз летом, да вот недавно, перед этим рейсом. Письма твои находила, отвечала на них второпях. Да что все обо мне, ты-то как?
– Ничего, Машуль, жив-здоров, как видишь. Служу.
