– Как жестко прозвучало, – заметила она. – Убийство моего бывшего мужа.
Мне было жаль ее. В отличие от Валентины, которая отзывалась о Слепневе как о человеке несдержанном, лишившем ее многих возможностей в жизни, не живущем по ее правилам, Рита, наоборот, выглядела потерянной. Даже какой-то сломанной. Было очевидно, что она до сих пор считала мужа близким человеком. Простила ли она ему измену и все, что за этим последовало? Вопрос не из простых. Слепнев оставил не только ее, но и их общего ребенка, и осознание этого факта само по себе является важным шагом. Только вот никто не знает, в какую сторону будет сделан этот шаг. В сторону ненависти? Сильного желания вернуть изменника обратно? Или безропотного принятия своего нового положения?
– Андрей был хорошим человеком, – сказала Рита. – И хорошим отцом. У вас уже есть подозреваемые?
– Я работаю над этим.
– Понятно. А вот сын не считал его хорошим. Он его вообще за человека не считал.
Рита взяла из коробки печеньице и повертела его в пальцах.
– Думаете, что Тим мог бы убить своего отца? – Она посмотрела мне в глаза.
– Помогите мне, Рита, – попросила я. – Помогите мне отмести этот вариант.
– Ну что же, – Рита сделала глубокий вдох, – помогу. Он не убивал Андрея, потому что нас не было в городе. Мы с ним были за границей. Я вытащила его в Турцию на неделю. О том, что Андрея больше нет, мы узнали сразу после того, как самолет приземлился в Тарасове и всем пассажирам разрешили включить телефоны. Я увидела семь пропущенных звонков. Пять из них были от Сережи Колесникова, а два – с незнакомого номера.
– Полиция, – догадалась я.
– Полиция, – подтвердила Рита. – Все впечатления от отдыха тут же стерла черная реальность.
Все, что рассказала Рита, можно было без труда проверить. Кирьянов в этом мог бы помочь. Данные о пассажирах рейса, отметки в загранпаспортах – все это не заняло бы много времени.
– Читаю ваши мысли, – грустно усмехнулась Рита. – Сейчас принесу загранпаспорта, а еще у нас сохранилось несколько турецких чеков с датами. И бирочки с чемоданов, на них наши имена.
– Спасибо. Буду благодарна.
В загранпаспортах Тимофея Андреевича и его матери Маргариты действительно были турецкие визы, а также штампы с датами въезда в страну и выезда из нее.
– Благодарю, – я вернула паспорта Рите. Она положила их на подоконник. Я решила подробнее узнать у Риты об отношении Тимофея к Слепневу. Во всяком случае, она пока что справляется со своими эмоциями. Значит, не стоит упускать шанс пообщаться спокойно.
– У Тимофея с отцом были сложные отношения?
– Это у Андрея с сыном были отношения. Он пытался их наладить. А Тим их не поддерживал. Отношения. Слово-то какое, – покачала головой Рита. – Тиму было двенадцать, когда Андрей в одночасье собрал сумку и ушел из этого дома навсегда. Сын, мне кажется, до сих пор не может прийти в себя. Да и кто бы смог? Привыкнуть можно, а вот принять факт исчезновения из твоей жизни близкого и любимого человека… Не знаю. Честное слово, не знаю.
– Тим, значит, так и не привык?
– Я мать, я рядом и могу только пытаться угадать, что у сына в голове. Иногда получается. Андрей поступил, как трус. Он ничего не стал ему объяснять, – сказала Рита. – Может быть, сейчас Тим был бы мягче, если бы его не бросили, а как-то подготовили к этому. Думаю, вы понимаете, о чем я говорю.
Я вспомнила слова Валентины. Она тоже сделала акцент на том, что Слепнев умалчивал о том, что делал, и она узнавала о его решениях спустя время.
– Я понимаю, что семьи распадаются повсеместно. Не мы первые, не мы последние. Но сути это не меняет – нужно как-то с этим жить. Я привыкла. Тим – нет. Спокойно принять уход отца из семьи, когда тебе всего двенадцать, довольно трудно. Тим чуть не сломался. Я его к психологу водила, она с ним подолгу разговаривала. Предлагала и мне с ней поработать, но я отказалась. Денег на нас двоих не хватило бы, да и сильнее я. Не мудрее, какое там. А именно сильнее.
– Тимофею стало легче после этих сеансов?
– Не думаю. Он закрылся. И стал оттаивать только спустя годы. Я ему щенка подарила на новогодние праздники. Он тогда в девятом классе учился. Радовался, как сумасшедший. Элизабет очень смешная собака, вы сами видели. Она нам скучать не давала. И сейчас он, чуть что, сразу ее берет под мышку и уходит с ней гулять. Говорит, что она ему как подружка, с которой можно и соседские яблони обтрясти, и в футбол сыграть.
– Сколько лет было Тимофею, когда Андрей Александрович впервые попытался наладить с ним контакт?
– Это случилось через год после того, как он от нас ушел, – ответила Рита. – Он делал попытки всю жизнь, но они были нерегулярными. Особенно, когда Тим подрос и перестал сдерживаться. Открытым текстом посылал отца по телефону, кричал на него. Психолог говорила, что это нормально: таким образом сын высвобождает агрессию. Хуже было бы, если бы он все держал в себе. Но я лично не думаю, что это было нормальным. Агрессия-то выходила, но вместе с ней я слышала слезы в голосе сына. А иногда эта агрессия попадала в меня. Было очень страшно. Шло время, а он никак не мог привыкнуть к тому, что произошло. Вот это и стало серьезной проблемой. В конце концов я попросила Андрея больше не звонить и вообще не делать никаких попыток связаться с Тимом. Он меня не понял сначала, а потом перестал появляться. Кстати, деньги он переводил на карту регулярно. Суммы были довольно ощутимые. Тиму об этом я рассказала совсем недавно.
– Скрывали?
– Конечно. Любое упоминание об Андрее могло его расстроить.
– И как он воспринял известие о том, что отец постоянно переводил алименты?
– Спокойно воспринял, – ответила Рита. – То ли вырос, то ли цинизм победил. Мне кажется, что возраст сыграл свою роль. Тим теперь живет спокойнее, он вообще стал другим. Рассудительным, серьезным.
– А как он отреагировал на известие о смерти отца?
Печенье, которое Рита держала в пальцах, разломилось на две части.
– Он сказал: «Я его прощаю».
Рита с болью рассказывала о сыне, но стоило мне коснуться ее прежней жизни, когда они со Слепневым были женаты, она уходила в себя. О Валентине ей сказать было нечего, и, справедливости ради, та тоже о ней мало знала.
О Колесникове Рита тоже помнила.
– Он всегда был рядом. Лучший друг мужа стал и мне лучшим другом, и остался им даже после того, как мы с Андреем развелись. Я не думала о том, чтобы начать с ним отношения, но если бы он прямо заявил мне об этом, я не знаю, Таня, но, наверное, я бы не ответила отказом. Просто, если вдуматься, то что бы это было? Любовь? Нет, не она. Дружба, переросшая в союз, основанный на взаимном уважении одного к другому, жалость? А она была, эта жалость. Сын бы точно не принял его. Он очень не любил все эти разговоры об отчимах, мачехах, даже если те были хорошими людьми. У нас есть знакомая, она при нем как-то завела разговор о том, что мне нужен в жизни попутчик. Крепкий, надежный. Возможно, даже с каким-то прошлым опытом в отношениях. Такие, сказала, боятся заново что-то начинать, но они очень одинокие люди. Просто так сказала, рассуждения, не больше. Тимофей услышал это, а когда она ушла, устроил истерику. Никто и никогда, кричал, даже думать не смей. Во всяком случае, пока. Вот такие у нас были концерты.
