Я смотрю на темнеющий вдали океан, в котором отражается звездное небо, ощущая на лице свежий влажный воздух. Вдыхаю горький дым полной грудью, пытаясь унять ощущение тоски, которая не покидает меня с той минуты, как я надел на палец платиновый ободок.
Я думаю о многих вещах, которые в Америке никогда бы не пришли в мою голову. Иногда нужно отпустить себя, сложить оружие и просто прислушаться к сердцу, а потом отдать ему четкий приказ, заткнуть, заколотить гвоздями.
Я ненавижу Меланию Йонсен.
Ненавижу за то, что не могу не думать о ней.
Мое безумное наваждение, от которого нет лекарства, кроме нее самой.
И я больше не верю, что моя болезнь пройдет сама собой после длительного курса лечения.
Мне нужно встать, подняться наверх и лечь в постель с Ранией, которая теперь является моей женой перед Богом и людьми. Несколько бокалов вина не помогают мне почувствовать даже подобия влечения. Но я ощущаю себя лучше. В голове и теле разливается приятная легкость. В мыслях – туман.
Рания не спит, она прячется под покрывалом, не смотря на жару в комнате. Повсюду разбросаны лепестки роз. Я ободряюще улыбаюсь, закрывая за собой дверь. Включаю кондиционер, гашу яркий свет, оставляя приятный полумрак и двигаюсь к кровати, расстегивая рубашку. С каждым моим шагом ее глаза становятся все больше. Мне казалось, что я нравлюсь ей, так откуда столько страха?
– Тебе не будет приятно, Рания, но я постараюсь не причинить тебе много боли, – тихо произношу я, мягким, ласковым голосом. Снимаю одежду и ложусь в постель. Я сначала просто лежу рядом, не касаясь ее, позволяя привыкнуть к теплу моего тела рядом.
Рания дрожит, но, конечно, не от страсти. Я поворачиваюсь к ней, и очень осторожно освобождаю ее от красивой кружевной комбинации, ласкаю прохладную кожу едва заметными касаниям. Она слишком напряжена, и когда я пытаюсь поцеловать ее, зажимается еще сильнее.
– Постарайся расслабиться, я не изверг, Ран, – нежно касаясь ее щеки, заглядываю в полные панического страха глаза. – Ты знаешь, мы можем перенести брачную ночь на завтра.
– Нет, – Рания отрицательно качает головой, и кажется такой уязвимой и хрупкой в этот момент, что хочется просто обнять ее и поцеловать в макушку. – Извини, Адам. Я очень сильно разволновалась.
– Я знаю, – мягко киваю я.
– Я постараюсь не разочаровать тебя, Адам.
– Это невозможно. Ты очень красивая. Ты моя жена и мать моих будущих детей. Отныне мы навсегда связаны друг с другом. Я обещаю, что всегда буду уважать тебя, – серьезным тоном произношу слова и обещания, что должен сказать сейчас. В эту минуту.
– Спасибо. И я тоже буду уважать и слушаться тебя, Адам.
Рания нервно улыбается, приоткрывая губы, когда я снова целую ее. Этот поцелуй меня не заводит. Он пустой и холодный. Черт возьми… Я должен быть терпимее и дать ей еще немного времени.
– Сделай это быстро… Пожалуйста, – неожиданно просит меня слабый жалобный голос Рании, когда я ласкаю ее грудь. Внутри меня по непонятным причинам вспыхивает злость.
Неправильно так думать, но меня раздражает Рания, ее пассивность и страх. Я спал с девственницами, и не раз. И не два. Конечно, они не кричали в экстазе, умоляя трахать их сильнее и глубже, но и не тряслись, словно перед выходом на эшафот. Глядя в черные глаза своей жены, я понимаю бесполезность любых ласк и действий с моей стороны. Ей мешает что-то еще, что-то, кроме ее девственности.
Я просто должен закончить ее мучения.
Физиология мужчин устроена проще, чем у женщин, и даже если я мысленно не хочу Ранию, вид ее обнаженного тела вызывает во мне всплеск возбуждения. Ее желание сделать все быстро – исполнить будет легко. Тем более, я сам не хочу растягивать унылое действо дольше, чем мне понадобится на то, чтобы кончить.
Я раздвигаю ее ноги, наваливаясь сверху. Ее тело мягкое и нежное, но не пробуждает во мне безумия и жажды обладания.
– Обними меня, – произношу я. Рания послушно выполняет мое желание. Ее руки все еще ледяные и дрожат.
– Уверена, что не хочешь подождать до завтра? – снова спрашиваю я. Ран отрицательно мотает головой, отчаянно глядя на меня.
С ее губ срывается вопль боли, когда я проникаю в нее впервые. Очень туго, сухо и узко. И ни хрена не круто быть первым. Но, если бы Рания была бы с кем-то до меня, ее по закону ждал бы суд, потом тюрьма или публичная порка. Или даже казнь. Но только в том случае, если бы я заявил о том, что она не девственница. И я мог бы развестись с ней или подвергнуть наказанию, вплоть до заключения в комнате до конца жизни. Наши законы немилосердны к женщинам. Они созданы для мужчин, и для того, чтобы мы могли управлять своими женами так, как нам будет угодно.
Я толкаюсь снова, и Рания опять кричит на всю спальню. Б…ь. Что за принцесса такая? Она вопит и плачет, впиваясь ногтями в мои плечи, раздирая кожу в кровь. Обычно шлюхи подо мной делают тоже самое в порыве страсти, а Рании по-настоящему больно. Я довожу дело до конца за несколько минут, чтобы не растягивать ее страдания. Никакого удовольствия, всего лишь физиологическое завершение полового акта. Она жалобно всхлипывает, когда я скатываюсь нее. Прижимает колени к груди обнимая их руками. Опускаю взгляд на простыни, которые пропитаны кровью, словно на них кого-то резали. Никогда не видел столько крови при лишении девственности. Я даже немого теряюсь. Осторожно касаюсь ее вздрагивающего плеча.
– Прости, Ран, в первый раз иначе не бывает, – мягко произношу я.
– Я не думала, что так больно, – всхлипывает Рания, не глядя на меня.
– Я отнесу тебя в ванную комнату, потом поменяю простыни. Ты позволишь мне помочь тебе?
– Да… – поднимая голову, девушка смотрит на меня огромными влажными глазами. – Спасибо, Адам.
Когда через полчаса Рания засыпает на свежих простынях, укутанная с головы до ног одеялом, я снова выхожу на террасу, чтобы выкурить сигарету.
Внутри звенит пустота, а все тело охвачено слабостью. Мне не хочется двигаться, и я просто сижу на стуле, глядя перед собой, выкуривая одну сигарету за другой. Я не думаю, не чувствую, а просто существую.
Или нет. Или не здесь…
Некоторые ощущения сложно описать словами. Их как будто бы и нет, но, в то же время, они выворачивают твою душу, врезаясь острыми осколками прямо в сердце.
Сегодня, лишая свою жену невинности, впервые за последние два года не увидел перед собой лицо другой девушки, но дело не в том, что они совершенно разной внешности, и не в том, что предательство Мэл отвернуло меня от нее. И даже не в том, что, получив свое, я избавился от наваждения…
Просто теперь я точно знаю, что с Меланией Йонсен никто не сравнится. Я могу придумывать новые причины для ревности, я могу уничтожить ее, стереть с лица земли, поставить на колени, сделать своей рабыней, но это ни черта не изменит. Она никогда не станет прежней после меня, но и я… я тоже, никогда не стану прежним после нее.