Я вижу, как вся кровь отливает от ее щек, и даже губы становятся бледными, когда до нее доходит смысл моих слов.
– Ты считаешь, что я чудовище. Я злой и несправедливый. Но ты до сих пор жива и прекрасно выглядишь, – снова окидываю ее детальным взглядом с головы до ног. – Ты слышала когда-нибудь о Башне смерти, Мэл?
Она отрицательно качает головой, и, широко улыбаясь, я продолжаю.
– В Йемене, на острове, недалеко от берега, стоит Башня Смерти, куда, как говорят местные, на лодках привозят провинившихся женщин, затаскивают их наверх, и сбрасывают с высоких стен прямо на камни во двор, не имеющий выхода. И считается удачей, если женщина умирает сразу, но представь, если по ужасной случайности, она выживает и остается, один на один, среди костей и гниющих трупов других приговоренных. Без воды и еды, с тяжелыми ранами. Рыбаки нередко слышат крики выживших женщин, похожие на вой обезумевшего животного. Скажи мне, Мэл, тебе кажутся наши законы жестокими?
– Мы не в Йемене, – произносит Мэл едва слышно. Я холодно усмехаюсь, складывая руки на коленях в замок.
– Мы в Анмаре. Ты права, но здесь, до сих пор, правосудием управляет суд шариата. Могу сказать, что это тот же суд, что приговаривает девушек к Башне Смерти.
– Зачем ты мне рассказываешь о ваших садистских законах?
– Мне нужно чтобы ты понимала, что тебя ждет. Если ты снова решишь своевольничать.
– Отправь меня домой, и я не буду доставлять тебе неприятности.
– Ты их уже доставила. К тому же, ты забыла про тридцать миллионов, которые до сих пор не отработаны.
– Я их не брала! – в гневе кричит Мэл. Тяжело вздыхаю, качая головой.
– Сколько можно, melegim? Файлы ушли с твоего компьютера во время рабочего дня. Мы поссорились, и, возможно, ты хотела мне досадить. Но никакая обида не отменяет того, что компания потерпела убытки. Кто мне их возместит? А пошатнувшийся престиж корпорации? Эту коллекцию ждали многие модные дома и особенные клиенты. Я привез тебя сюда, проявил гостеприимство, и чем ты мне отплатила, Мэл?
– Гостеприимство? – возмущенно воскликнула Мэл. – Серьезно? Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
– Конечно, – невозмутимо и уверенно, киваю я. – Посмотри на себя. Ты хорошо одета, накормлена, живешь на шикарной вилле на берегу Персидского залива. Многие мечтают о таком.
– И быть проданными в бордель? – глаза Мэл яростно сверкают, когда она делает шаг по направлению ко мне.
– Все просто, melegim, в борделе ты будешь отрабатывать свой долг, – небрежно пожимаю плечами.
– Это торговля людьми!
– У меня к тебе новое деловое предложение, Мэл. Но для того. чтобы принять правильное решение, я хочу, чтобы ты понесла заслуженное наказание. – показываю пальцем на гору битых стекол на ковре. – Станцуй для меня. И сделай это так же красиво и чувственно, как соблазняла меня неделю назад. Примени свои актерские таланты и порадуй меня. Может быть, я изменю свое решение.
– Нет, – в голубых глазах отражается ужас и неверие. – Ты не можешь просить о таком!
– Босыми ногами, Мэл.
– Джаред, это безумие…
– Джаред? Я же говорил, ты лицемерная сучка. Почему я должен испытывать к тебе жалость, Мэл? Ты разве жалела меня, когда рассекла мою грудную клетку осколком?
– Ты сам довел меня!
– Или танцуешь, или я отправлю тебя в бордель. Прямо сейчас. Выбор, по-моему, очень прост, – заявляю я на полном серьезе.
С наигранным равнодушием наблюдаю, как внутри Мэл происходит борьба. Она с ненавистью смотрит в мои глаза, кусая губы, и сжимая в кулаки свои маленькие ладошки. Она никуда не денется и сделает то, что я приказываю.
Я научу ее послушанию.
– Я передумал… Насчет платья. Хочу комплект с монетами. У тебя есть, я знаю. Переоденься и возвращайся, а я пока музыку включу. Какую ты предпочитаешь?
– Пошел к черту, Саадат, – сквозь зубы бросает мне Мэл, направляясь к гардеробной, и закрываясь внутри. Я встаю и подхожу к стереосистеме, выбирая музыку, под которую наяды обычно танцуют бэллиданс для меня и моих гостей. Сочетание флейты и звуков ритмичного барабанного ритма. Восточная музыка надоела мне, как и танцы живота, на которые я в свое время уже насмотрелся. Думаю, Мэл меня не удивит. Включаю, когда слышу звук открывающейся двери. Поворачиваясь, я наталкиваюсь на ее испепеляющий взгляд. В голубых полупрозрачных шелках, которые едва скрывают ее тело, Мелания выглядит в миллион раз круче чем пресловутая Шехерезада. Лиф, инструктированный драгоценными камнями, приподнимает ее грудь, и я судорожно сглатываю, изучая Мэл, словно незнакомку. Гребаное видение. Мой взгляд скользит по плоскому животу, и опускается еще ниже – к блестящему поясу, который слишком низко сидит на бедрах.
При каждом ее шаге монетки мелодично звенят, и я наблюдаю за ними, как завороженный, возвращаясь к стулу.
– Если мне не понравится, наказание не будет засчитано. А, значит, ты не искупишь свою вину, и я не отменю своего решения насчет гарема, – предупреждаю я на всякий случай. Мэл закрывает лицо вуалью, пронзая меня ледяным взглядом. Подходя к краю покрывала из переливающихся осколков, она почти не дышит, прежде чем поднять правую изящную ножку и встать прямо на стекла голой ступней.
Я наблюдаю за ее лицом, прекрасно зная, насколько это больно. Кожа ступней пронизана огромным количеством нервных окончаний. Это безумно больно, когда в нее впиваются десятки осколков одновременно. Незабываемое ощущение…
– Танцуй, – жестко приказываю я.
– Будь ты проклят, Саадат, – произносит Мэл, начиная двигаться. Я смотрю на ее лицо, ища в глазах признаки боли и отчаянья. Но вижу только гнев и твердую уверенность пройти испытание. Не показать свою слабость. Упрямая, отчаянная сучка. Если честно, я надеялся, что она начнет меня умолять простить ее еще до того, как встанет на ковер из битого стекла. Но она оказалась сильнее, чем я думал.
Ее глаза не отрывались от моих, пока она грациозно и чувственно двигала стройными бедрами и руками, изображая танец искушенных наложниц. Меня бросило в жар от напряжения, которое снова заструилось между нами, вспыхнуло, заискрилось. Мой взгляд невольно заскользил по изящным кистям, хрупким плечами, тонкой талии и вздымающейся груди, едва прикрытой голубым, прозрачным шелком. Каждое движение стройными бедрами сопровождалось звоном монеток, каждый жест был пронизан невероятным соблазном, словно она танцевала не на стеклах, а на персидском ковре.
Я тяжело задышал, ощущая, как сложно контролировать собственные эмоции, наблюдая, как передо мной изгибается сексуальное тело Мелании Йонсен. Никакие незажившие раны не способны были остановить мое безумное влечение, одержимую, болезненную потребность заполнить ее собой. Но я пришел сюда не за сексом, хотя не думать о нем, глядя на нее сейчас невозможно. Пора взглянуть правде глаза. Мои чувства к Мэл вышли за пределы удовлетворения сексуальной потребности.
