– Ничего, – хрипло и тихо вырывается у нее. Я требовательно смотрю на нее, удерживая лицо Мэл за подбородок. Она упрямо молчит, поджав губы, и я прижимаюсь лбом к ее лбу, тяжело дыша.
– Пожалуйста, скажи мне. Клянусь, что он за все заплатит, – шепчу я, чувствуя ее напряженное неприятие моей близости. Я беру Лану за плечи, и она жалобно всхлипывает, словно от боли. Опускаю взгляд на ее плечо, замечая, что там отсутствуют лоскутки ткани, и в прорезях видна повязка. Она ранена? В глазах темнеет. Что… Кто?
– Ты можешь молчать, но я убью его… – рычу я, вскакивая на ноги, и тут Мэл хватает меня за руку, но тут же отпускает, словно коснулась змеи.
– Нет. Он… не в том смысле. Что ты подумал, – едва слышно произносит она.
– Ты вся в крови, Мэл. Не сама же ты…
– Она не вся моя… Али ранил тигра. Твоего тигра, – Мэл всхлипывает, и этот звук словно вонзает тысячи иголок в мое сердце.
– Кудра? Я не понимаю… – в недоумении всматриваюсь в сверкающие, полные боли, глаза Мелании. В мыслях полный хаос, но я отчаянно пытаюсь собрать кусочки мозаики. Мэл мне не поможет в этом, она слишком выжата морально. Она снова прячет лицо в ладонях, и до меня доходит осознание масштаба случившегося. Не могу поверить, что Али посмел, что этот мерзкий трус осмелился…
– Он посадил тебя в клетку к Кудре, – выдыхаю я, сквозь стиснутые до скрежета зубы. Это не вопрос, я уже знаю, что произошло. Первое, что приходит в голову – пойти и раздавить гниду, медленно и с удовольствием содрать с него, еще с живого, кожу, но я не могу оставить Мэл в таком состоянии.
– Ты можешь идти, Лана? Я могу тебя отнести, если ты позволишь, – произношу я низким голосом, тщательно пытаясь замаскировать свой гнев. Не хочу пугать ее еще больше, но она все равно дрожит.
– Тебя я боюсь сильнее, чем твоего тигра и брата, – говорит она, перестав всхлипывать, и убирая ладони от лица, смотрит на меня с отчаяньем и болью. Ее глаза не лгут и полностью отражают смысл сказанных слов. – Дикое животное не тронуло меня, когда я оказалась с ним в одной клетке. Он защищал меня, а где был ты? Что сделал ты, Джаред?
Ее прямой, обвиняющий взгляд смотрит мне прямо в душу, и я проглатываю комок, образовавшийся в горле. Мне нечего ответить ей. Она права. Миллион раз права.
– Если ты хочешь найти виновного, то посмотри в зеркало, Адам Саадат, – в ее голосе столько горечи, неприкрытой боли и разочарования, но я не могу сейчас объяснить ей и толику своих поступков. Я могу сказать, что меня ослепила любовь, я потерял голову от ревности и страсти. Но это не так. Меня ослепила гордыня и уверенность в собственной неуязвимости и безнаказанности. Я хотел собственную живую игрушку, не пытаясь понять, вникнуть в суть внезапного желания. Почему она была мне так необходима? Почему я рисковал всем, чтобы получить ее. Такие очевидные вещи, но непостижимые и недопустимые для того человека, которым я был. И которым остался. Я не стал другим, просто научился видеть шире и глубже. Всем нам приходится однажды повзрослеть и взглянуть правде в лицо, какой бы неприглядной она не была.
– Я отвезу тебя домой, Мэл. В Америку. Я обещаю, – тихо говорю, протягивая ей руку. Ее взгляд неуверенно застывает на моем лице, но все же в глубине ее глаз я вижу проблески надежды. Это то, чего она хотела с самого начала. Вернуться домой, оставив меня в прошлом. Чудовищное воспоминание, которое еще долго будет приходить к ней в ночных кошмарах.
– Ты не лжешь мне снова? – спрашивает Мэл, и я отрицательно качаю головой. Мы долго смотрим друг на друга, но думаем, наверное, о разных вещах. Она думает, что снова обретет свободу от меня, а я о том, как сильно хочу удержать ее. Любой ценой. Но не сделаю этого.
Любовь не всегда делает нас счастливыми. Иногда, она сжигает изнутри, заставляя совершать поступки, которым нет оправдания. Клубок противоречивых эмоций, который состоит из обрывков и узелков. Запутанная паутина чувств, из которой не выбраться, и чем больше сопротивляешься, тем сильнее увязаешь в ней, и бьешься, пока не осознаешь, что в этой борьбе нет победителей. Это то, что входит в твою жизнь, в душу и сердце, чтобы остаться навечно. Не красиво и возвышенно, как снимают в фильмах, а больно, лезвием по сердцу, осколками в тело, в душу, глубже, сильнее, не оставляя выбора, не даруя никакой надежды, что пройдет, затянется. Нет. Мы не излечимся. Так не бывает. Не про нас. Ничего не закончится сейчас, сегодня или завтра. Мы будем падать, я обещал. Долго и мучительно. А потом подниматься. Тысячи узелков на линии жизни. Рвать и связывать, но не терять. Нельзя терять. Иначе ничего не останется. Только пепел воспоминаний, только боль…
Мы могли быть другими. В самом начале. Но сложилось иначе. Как в бреду. Как в наркотическом дурмане. Я сошел с ума, но и ее вина тоже есть… Она мне позволила.
Никто не останавливает нас, пока мы идем к машине, не касаясь друг друга. Я открываю для нее дверцу, но она не позволяет мне помочь ей сесть внутрь. Ей больно, но она не даст мне утешить ее.
– Подожди меня здесь. Я должен кое-что закончить, – наклоняясь, над открытым окном произношу я. Мэл смотрит перед собой, медленно кивая. Теперь, когда я пообещал ей свободу, она не сбежит. Теперь, когда от возвращения домой ее отделают считанные часы, я, вообще, перестал для нее существовать. Задержав взгляд на ее неподвижном профиле, запоминая тонкие, красивые черты лица, поворачиваюсь, и направляюсь к парадному входу.
Отец стоит внизу, наблюдая за моим приближением. Его лицо невозмутимо, с присущим ему надменным выражением.
– Я смотрю, ты принял решение, Адам, – резко произнес Рашид, когда между нами осталось пара шагов. – Уверен, что не пожалеешь?
– Где, Али, отец? – не сдерживая ярость, спрашиваю я, срывающимся от гнева голосом. – Снова прячется за юбкой матери? Повторяю вопрос, зачем ты привез сюда Меланию? Объясни, прежде, чем я убью твоего наследника.
– Ты тоже мой наследник, – сдержанно поправляет шейх, – Но я отвечу. Женщина не должна вставать между сыном и отцом, между братом и братом. Это недопустимо!
– А если женщина замужем и имеет двух маленьких детей, ее допустимо увозить для своей потехи в другую страну и выставлять шлюхой перед всеми? Это допустимо для правителя и монарха? А потом врать ее сыну, что она по своей воле бросила его? Ты сказал хоть слово правды, отец? Хоть одно гребаное слово правды о моей матери?
Шейх не ожидал, его ищейки не выследили, не доложили. И посеревшее лицо Рашида прямое тому подтверждение. Он не знал, что я виделся с Амелией Риз. Он открывает рот, но не может произнести ни слова.
– Можешь, торжествовать. Она тебя не забыла. Но и привет пламенный передавать не стала.
– Я защищал тебя… Я хотел, чтобы ты остался со мной, – тихо проговорил отец.
– Ты хотел контролировать меня, а это разные вещи. И Меланию ты выкрал и привез сюда с той же целью. Задавить меня авторитетом, показать, кто тут хозяин. Так я знал. Всегда. И ты приложил руку к тому, что я ненавижу эту страну, хотя должен считать ее своим домом. Все могло быть иначе, если бы ты не лгал мне.
