Я видел, что и Рании есть, что мне сказать, но она долго не решалась.
Но у нее не было выбора. Я мог отправить ее домой первым же рейсом, и она это понимала.
Она начала говорить, только взяв с меня обещание, что я не убью ее. Не думал, что Рания способна сделать что-то такое, что разозлило бы меня настолько, чтобы причинить ей боль. Я пообещал, что не трону ее, какой бы «страшной» не была ее тайна. В глубине души я собрался снисходительно выслушать ее историю о какой-нибудь ерунде. Вышла без платка, встретилась с подругой без сопровождения… Но я ошибался.
Ее тайна была и правда «страшной». Хотя, скорее, неприятной для меня. Но довольно поучительной в отношении женского коварства, у которого нет различия на национальности и религиозного предпочтения. Отец ошибался по всем пунктам. Нет никакой разницы между западными и восточными женщинами. Просто одни закрывают свои лица чадрой, скрывая за ней свои грешные мысли.
Рания встретила Рея в колледже, когда ей было семнадцать. Влюбилась в него сразу, завязался страстный роман со всеми вытекающими последствиями, но он был старше и закончив учебу уехал, а ей предстояло однажды вернуться домой «подпорченным товаром». Уже тогда начались переговоры о помолвке с Али, но, увидев, его Рания пришла в ужас, поняв, что тот ее точно убьет после брачной ночи, обнаружив отсутствие невинности. Вот так выбор лег на меня. Светлая волосы и кожа ввели Ранию в заблуждение, дав надежду, что я, в отличии от брата, человек цивилизованный. Потом она узнала кое-какие подробности о моей жизни и поняла, что погорячилась. Но дело было сделано. Помолвку разорвать без причины она бы не смогла, да и обе семьи уже стукнули по рукам и готовились к слиянию капиталов. Она вернулась к учебе, и перед самой свадьбой Рей появился снова, он умолял Ранию дать ему еще один шанс и подождать, пока он устроится в городе, чтобы забрать ее, но у Рании не было времени, и она ужасно боялась отца. А еще она боялась, что муж, то есть я, опозорит ее перед семьей за то, что не хранила себя до брачной ночи. От отчаянья девушка сделала себе несложную операцию по восстановлению невинности, чтобы избежать наказания.
Я много раз слышал о том, что наши женщины, которые учатся в Америке и Европе прибегают к подобным ухищрениям, но не предполагал, что моя жена тоже из числа девушек, недождавшихся первой брачной ночи.
На самом деле я не знаю, что бы предпринял, узнав после свадьбы, что Рания не девственница. Возможно, схватился бы за этот повод, чтобы расстаться с ней, но ее ждал бы позор, семейный суд и даже хуже… Вряд ли тогда я думал бы о ее судьбе и чести.
После ее откровенного и смелого рассказа многие кусочки головоломки сошлись. Конечно, я был зол. Она одурачила меня, водила за нос, изображая невинность, заставляя испытывать вину за свою холодность к ней. Черт, я считал ее идеальной, я заставлял себя ложиться с ней в постель из чувства долга, хотя мы давно могли жить каждый своей жизнью.
В порыве гнева я вышвырнул Ранию на улицу, захлопнув перед носом дверь, приказав ей вернуться к отцу, но, когда спустя несколько часов, остыв, и успокоившись, застал ее у дверей плачущей под проливным дождём, передумал. Мои безумные отношения с Меланией Йонсен научили меня иначе смотреть на женщин, видеть в них что-то большее, чем объект для удовлетворения похоти и создания уюта в доме.
Если у Рании есть шанс восстановить отношения с ее Реем, стать по-настоящему счастливой рядом с тем, кого она любит, то кто я такой, чтобы останавливать ее? Почему мы должны мешать друг другу? Ради данных клятв? Кому нужны эти клятвы, если в них нет ни капли искренности и любви?
Если бы я дал их другой девушке, то никогда бы не нарушил. Нужно поправить – если бы я дал их сегодня…
Я отпустил Ранию. В глубине души я всегда чувствовал, еще до того, как надел обручальное кольцо, что наш брак обречен, но сохранял бы видимость семьи, если бы не последние события в моей жизни. Все, во что я верил, рухнуло, изменив многое, и в первую очередь меня. Я потерял многое, но обрел больше… Это сложно объяснить словами. Это нужно почувствовать, влезть в мою шкуру. Я тот же человек, каким и был, не стал святым или праведником, не научился контролировать свой гнев так, как хотелось бы, но все-таки кое-какие уроки из случившегося извлек. И, наверное, моей жене повезло, что все сложилось так, а не иначе. И она выбрала правильный момент, чтобы рассказать правду. Рании пришлось потрудиться, чтобы мой гнев постепенно сошел на нет, и мы снова стали разговаривать. Она несколько месяцев неустанно вымаливала прощение. Мы развелись, и она почти сразу вышла замуж, чтобы отец не успел перехватить ее и увезти на родину, где бы ее ждала незавидная участь. Теперь мы оба изгои, и, наверное, это нас и сблизило. Оба нарушили законы своей страны. Я пошел против воли отца. Рания вышла замуж за иностранца другой веры. Но я знаю, что она ни о чем не жалеет и живет полной жизнью, каждый день благодаря Аллаха за то, что не вышла тогда за Али. А теперь совсем скоро Ран станет матерью, исполнив главное предназначение женщины.
В истории Рании и Рея мне непонятно только поведение нынешнего мужа. Сначала бросил, потом снова поманил. Опустил к другому, а потом принял обратно. Воспитание отца все-таки пустило слишком глубокие корни в моей душе, чтобы принимать легкомысленное отношение мужчин к своим избранницам, не проходящим любовницам, которых может быть много, а к будущим матерям своих детей. Но это уже мои заморочки, и кто я такой, чтобы судить их. Мэтт и Сэм тоже много раз сходились и расходились, но все-таки нашли дорогу друг к другу и теперь счастливы вместе.
Наверное, дико слышать от меня подобные рассуждения. Особенно после того, что я сделал собственными руками с девушкой, которая разбудила во мне все самое примитивное, порочное и низменное, чтобы потом показать насколько диким было мое поведение, насколько глуп и слеп я был. И нет ее вины в том, что я сходил с ума от отчаянной потребность получить ее, сделать своей настолько насколько возможно, сломав ее гордость и волю. Меня учили с детства, что мужчина управляет женщиной, он ее единственный ориентир и властелин. И не просто учили, я видел все своими глазами. Абсолютное доминирование. Но инстинктивно чувствовал на уровне подсознания, что Мэл никогда не согласиться на подобную роль. Ей нужно было равенство, а для мужчины-анмарца это была недопустимая роскошь.
Не могу сказать, что мои понятия сильно изменились. Я все так же хочу обладать ею целиком и полностью. Сделать зависимой от меня, покорной. Но появилось еще одно желание, которое перечёркивает все, чтобы я перечислил выше. Я хочу, чтобы она была счастливой.
Почему?
Потому что люблю ее.
Все так просто. На самом деле нет ничего сложного, если знаешь и принимаешь свои чувства. Сердце всегда подскажет верный путь.
Но я не хотел слушать, я завязывал глаза, цепляясь за догмы и традиции Анмара. И я наказывал ее за то, что чувствовал себя уязвимым рядом с ней.
Но на самом деле любовь не делает нас уязвимыми и слабыми. Это самое опасное заблуждение, которое кидает нас в крайность. Она открывает горизонты, она дарит силу. Или безумие, тьму и боль… если ты не хочешь принимать ее, если сопротивляешься, отчаянно и иступлено, как это делал я.
