Холодная рука прикоснулась к его щеке.
– Но ты можешь рассказать мне, почему так думаешь? – спросила Кэт. – Почему мы не можем стать семьей, Зейн? Почему ты не сумеешь полюбить меня?
– Не надо, – произнес Зейн, нагибаясь и касаясь ее губ, заставляя ее замолчать, не произносить больше этих слов, что так его пугали. В глубине души он уже знал, что правда в том, что он попросту боится признаться себе: все эти месяцы он любил Кэт. И, позволив себе это, едва не потерял ее и ребенка. Взяв ее лицо в ладони, он посмотрел ей в глаза. – Кэтрин, – произнес он, и глаза его заблестели. – Я люблю тебя. Я люблю тебя так, что едва не скончался на месте, узнав, что ты сбежала.
– Но… Ты уверен? – спросила Кэт, глядя на него так удивленно, что Зейн едва не рассмеялся. Но радость тут же уступила место стыду. Он позволил ей поверить в то, что она недостойна его любви, хотя на самом деле всегда было наоборот. Что ж, настало время рассказать ей всю правду. Но сначала нужно открыть свои чувства.
– Как я могу не любить тебя, Кэтрин? – прошептал Зейн. – Ты такая умная и отважная, пылкая и настойчивая, такая нежная… Каждый раз, обнимая тебя, я знаю, что мне всегда мало…
Кэт вспыхнула.
– Тогда почему ты так отчаянно старался удерживать меня на расстоянии? – спросила она.
– Я не хотел, чтобы ты знала, какой я на самом деле. Все то, что ты видишь, – власть, неуязвимость, сексуальность, – это всего лишь маска.
Кэт улыбнулась краешком губ, и улыбка эта задела его за живое.
– Но мне вовсе не нужно, чтобы ты был неуязвим, Зейн, – просто будь собой. – Она приложила ладони к лицу Зейна, заставив его взглянуть ей в глаза. – Просто расскажи мне, что тебя мучает, что бы это ни было, – произнесла она.
Он высвободился из ее объятий и заговорил:
– Той ночью после ссоры с матерью мой отец нашел меня не случайно. – Он опустил глаза, чувствуя презрение к самому себе и жгучий стыд. – Я позвонил ему. Точнее, позвонил в посольство Нарабии в Нью-Йорке и сказал, что я сын шейха, что я хочу быть с отцом, потому что мать больше не в состоянии заботиться обо мне. Я знал, что она любит меня несмотря ни на что – ссоры, отсутствие денег, пьянство… Но я умолял их позвонить отцу и все рассказать. Чтобы он забрал меня от нее.
Дрожащий пальчик Кэт коснулся его губ, и Зейн поднял глаза.
– Не нужно, Зейн… тебе не нужно все мне рассказывать.
В лице ее он не увидел отвращения или презрения – только понимание. И, не в силах остановиться, продолжал:
– Я не хотел, чтобы она умирала. Она была алкоголичкой, и ее нельзя было бросать одну. Я оставил ее в трудный период. Когда отец сказал мне о ее смерти, я знал, что это моя вина, что, если бы я остался и не был таким эгоистом, мне бы удалось спасти ее. И чтобы не сойти с ума окончательно, я сказал себе, что я больше не буду никого любить так сильно и преданно, но затем я встретил тебя, и всем планам настал конец. Чувства, которые я испытывал к тебе, пугали меня – и пугают до сих пор. Вот почему я не могу тебя обнять, ухожу из твоей спальни после секса. Я боюсь также полюбить и ребенка. Что, если я подведу тебя точно так же, как когда-то подвел мать? Я даже не попрощался с ней.
– Зейн, – произнесла Кэт, чувствуя, что сердце ее разрывается на части от сострадания. – Алкоголизм – это болезнь. Она должна была позаботиться о себе, позвать на помощь, но она этого не сделала. Неужели ты не понимаешь, что это не твоя вина? Ты был в отчаянии, и ты был мальчишкой. Как можно винить себя за то, что случилось после твоего отъезда?
– Даже если и так, я не могу… – Зейн отошел на несколько шагов, взволнованно запустив в волосы руку. – Я постоянно вспоминаю ту ночь, не могу ее забыть. Что, если и не забуду? Как я смогу исцелиться, не сумев забыть того, что случилось? Как я могу предлагать что-то тебе? – Взгляд его скользнул по ее талии. – Не говоря уже о ребенке.
Кэтрин спрыгнула на песок и, взяв его за руки, крепко их сжала.
– Прекрати, Зейн. Мы сумеем построить все заново, если только ты позволишь мне быть рядом, – произнесла она. – Если будешь делиться своими чувствами. И я буду делать то же самое. Если мы будем общаться друг с другом искренне и начистоту, мы сумеем преодолеть все, даже страх.
Зейн снова прижался лбом к ее голове.
– Да, да, я тоже этого хочу. Я сделаю что угодно, только бы не потерять тебя и ребенка. Если ты по-прежнему будешь любить меня, зная всю правду…
– Не будем об этом, – мягко произнесла Кэт, обнимая его за шею и вдыхая знакомый аромат его кожи, закидывая ноги ему на пояс и позволяя поднять себя на руки. Зейн снова поднялся в вертолет, посадив Кэтрин себе на колени.
– Я так люблю тебя, Зейн. И если ты тоже меня любишь, мы разберемся с остальным, – сказала девушка, прижавшись щекой к его груди и слушая глухие удары сердца. – Если ты веришь мне.
– Да, – ответил он и, откинув назад волосы Кэт с ее лица, притянул ее к себе и поцеловал, на сей раз в поцелуе его слились страсть, любовь и надежда.
Кэт же, глядя на алеющий рассвет, дала себе обещание: отныне, что бы ни случилось, они будут вместе – как супруги, родители и правители страны – и не станут сомневаться в собственной способности преодолеть какие бы то ни было трудности или в силе своих чувств друг к другу. Никогда.
Эпилог
– Перестань, ей пора спать, – произнесла Кэт, стараясь говорить строже, но у нее мало что получалось, сложно было изображать строгость, глядя на отца, вовсю забавляющегося с дочерью. Время от времени он опускал голову и дул на ее спину и живот, издавая при этом неприличные звуки, и это вызывало у обоих новый взрыв хохота. Кэт, наблюдая за ними, и сама начала усмехаться, не зная, кем она любуется больше – маленькой Калией или ее отцом. Зейн был совсем не похож на того угрюмого мужчину, которого она встретила некогда в Кембридже. Оставшись по-прежнему мужественным и величественным, он перестал быть таким скованным и замкнутым, как прежде. Кэт, лежа рядом на кровати и слушая смех отца и дочери, размышляла о том, когда же в Зейне произошла такая метаморфоза. В те ли первые месяцы, когда оба они старались убедить себя в том, что любви нет, или в ту ночь, когда впервые поделились каждый своим – сокровенным? А может быть, и вовсе потом, когда Зейн, сумев наконец раскрыть свое сердце, начал заново постигать премудрости любви? И оказался заботливым супругом – порой даже чересчур. Или, вероятно, это случилось после рождения их дочери – когда, держа ее на руках, Зейн объявил, что она станет самым умным, сильным, прекрасным ребенком на свете, и в голосе его не было ни капли сомнения.
– Ну что же, Принцесса Совершенство, теперь тебе и вправду пора спать. Мне с твоей мамой нужно обсудить одно очень важное дело, – произнес Зейн, застегивая пижаму дочери и кладя ребенка себе на плечо, чтобы унести в спальню.
– Удачи, – ехидно произнесла Кэт.
– Ты что, сомневаешься в моей способности утихомирить собственную дочь, женщина? – прорычал Зейн, поглаживая спинку девочки.
