– И когда оно будет?
– Сейчас.
Алекс круто вошел в поворот и вдавил педаль газа в пол.
У здания суда толпился народ, прячась от солнца за мощными колоннами в античном стиле. Алекс припарковался на другой стороне улицы, но выходить не спешил.
– Пойдем? – предложила Кристина.
– Нет. Там тебе делать нечего. Заседание закрытое, так что внутрь мы не попадем. А большая часть этих людей на ступеньках – репортеры.
– Что, так и будем сидеть здесь?
– А чем тебя это не устраивает? Здесь включен кондиционер, да и компания неплохая.
Девушка вздохнула.
– И долго еще ждать?
Мужчина посмотрел время на приборной панели автомобиля и отозвался.
– Думаю, пока они не закончат.
Снова тяжелый вздох.
– Пошли пройдемся? У меня после перелета все затекло. Потом можем вернуться сюда. Давай?
– Ладно, – отозвался ее спутник.
Улица сияла, до краев наполненная солнечным светом. Кристина почувствовала, как глаза начинают слезиться и болеть.
– Вот, держи, – вампир протянул ей свои солнцезащитные очки. – Это должно помочь.
– А ты?
– В машине есть запасные.
Пара, идущая вдоль по улице в темных очках в яркий полдень, ничем не отличалась от обычных прохожих.
– Не смотри туда, – тихо сказал девушке ее провожатый, видя, что она не может глаз отвести от входа в здание суда. – Пойдем лучше кофе выпьем, чтобы здесь не отсвечивать.
Двое зашли в небольшую кофейню и взяли по чашке американо. Отпив немного, Кристина спросила:
– Так почему нам лучше не появляться у входа?
– Потому что там полно людей с камерами. Выкинь какую-нибудь глупость или снова зайдись в припадке – и это попадет на все телеканалы.
– Ну, кажется, после того, что произошло в самолете, мне не грозит никакой новый приступ, так?
Вампир молча кивнул.
– То, что было там, почему это произошло?
– Жажда у молодых бессмертных, у новообращенных, носит самый различный характер и может проявляться по-разному. Боли, судороги, галлюцинации. Я мог бы снова влить в тебя виски или еще что покрепче, но пока это бы подействовало, ты поставила бы на уши весь самолет. Поэтому мне пришлось поступить так. Со стороны кто-то мог подумать, что я просто тебя поцеловал, и все.
– Я обращаюсь, да? Пути назад для меня нет?
– Ну почему же? Пока есть, наверное. Узкая тропка, темная и полная агонии, – он отпил кофе из своей чашки, глядя в окно. – Если запереть тебя в четырех стенах, привязать ремнями к кровати и регулярно колоть транквилизаторы, вводя в организм нормальную человеческую пищу, то довольно скоро дело пойдет на лад.
Девушка напротив внимательно смотрела на свои руки и чашку кофе в них.
– А ты говорил, что мне просто нужно воздерживаться, и все будет хорошо.
– Я не врал. Обычно так и бывает. Просто понимаешь, Кристина, Герман говорил тебе, и я повторю, ты не вполне обычная смертная. То, что с тобой происходит – это дремавшая часть твоей натуры, темная сторона. Так что, если захочешь вернуться к свету, то решаться нужно в ближайшее время и да, тебе будет сложнее многих.
– Я думаю, ты преувеличиваешь, и это тяжело для любого. Иначе откуда тогда сказки про то, что от укуса вампира человек сам превращается в кровососа? Наверное, это просто оправдание для тех, кто не смог этому противостоять.
– Вовсе нет, – фыркнул Алекс. – Это сказка, придуманная ради смеха и утешения самими же вампирами, а потом нами же и романтизированная.
– Зачем?
– Из любви к ближнему, конечно же. Из соображений гуманизма. Юной деве приятно думать, что она не умирает, а обращается в вечно прекрасную ночную хищницу, в то время, как на самом деле она превращается в прах, в труп, в ничто.
– Если вы так любите и бережете людей, зачем убиваете?
– Потому что это необходимо. Иногда для дела, иногда для жизни. Донорская кровь не дает столько сил, сколько несет в себе кровь жертвы. Древние люди это знали, догадывались о чем-то таком, когда убивали себе подобных на алтарях своих кровожадных богов.
– И вы не обращаете тех, чью кровь пьете?
– Нет. Но не потому, что хотим их смерти, а потому, что не каждого человека можно обратить в принципе, не каждый переживет трансформацию. Тебя-то саму вон как крючит, а представь, что будет с обычным человеком. Он может попросту умереть в страшных муках вместо того, чтобы в моих руках спокойно и тихо уснуть.
Кристина молчала. Ее широко раскрытые глаза смотрели на кружку недопитого кофе и словно не видели ее. Алекс заметил это и добавил:
– Не переживай так. Не всегда жертва умирает. Если придумаешь, как оставить ей жизнь и не сохраниться в ее памяти, а потом не оставишь следов, то человека можно и не убивать.
– Как это?
Он загадочно улыбнулся своей спутнице.
– Потом расскажу, если ты решишь не покидать наш тесный круг.
Они допили кофе и снова вышли на улицу, чтобы еще немного прогуляться.
– Как думаешь, что грозит Герману? Его посадят в тюрьму?
– Не знаю. Но если нам удастся все сделать, как запланировано, то сегодня это недоразумение закончится, – он взглянул на телефон, проверяя, нет ли там новых сообщений. – Надеюсь, так и произойдет.
Девушка громко выдохнула.
– Ну, давай тогда купим букет по случаю.
Они как раз поравнялись с большой цветочной лавкой. Цветы разных сортов стояли в прохладных витринах в прозрачных пластиковых вазах с водой.
– Кому ты хочешь подарить их?
– Не знаю, решим. Герману или, может быть, его адвокату?
– Или судье. Если он приговорит Германа к тюрьме. Положим цветы ему на гроб в день похорон, – Алекс мрачно усмехнулся и открыл дверь магазинчика перед девушкой. – После тебя.
Глава 32
Тяжелые бутоны пионов грозили при ходьбе переломить свои тонкие шейки. Кристина придерживала бледно-розовый, источающий густой сладкий запах, букет. Прижав его к себе, она быстро шла, не сводя глаз со здания на другой стороне улицы, где у входа волновалась спавшая до того толпа.
Телефон Алекса пиликнул сообщением, бессмертный взглянул на экран и прибавил ходу. Когда пара молодых людей поравнялась со зданием суда, Кристина сделала шаг на проезжую часть, чтобы перейти дорогу и направиться прямо к ступенькам, но бессмертный ухватил ее за локоть.
– Куда?! Стой здесь, нам туда нельзя.
Он держал ее крепко, так что девушка, пусть и нехотя, но все же осталась на месте. На площадке у входа тем временем нарастало оживление. Затем большие двери открылись, и все, кто был рядом, рванули к ним, точно металлические стружки, притягиваемые магнитом. Толпа сомкнулась и ощетинилась камерами и микрофонами, встречая выходящих наружу двоих мужчин. Первым шел адвокат подсудимого, небезызвестный Николай Уорнер, восходящая звезда юриспруденции. Его худое лицо, обычно сдержанное и строгое, как у работника похоронного бюро, сейчас светилось плохо скрываемым торжеством. Следом за своим защитником шел тот, ради кого журналисты слетелись к месту предполагаемой расправы.
