Чувствуя всё усиливающееся влечение, капитан подхватил девушку на руки и понёс к кровати. Эстель безропотно обхватила шею мужчины и, прислушиваясь к гулким ударам сердца, робко замерла. Но новый поцелуй неукротимой стихией подхватил её, и она поняла, что теряет разум. Задавленная нахлынувшим безумством гордость забилась в самый далёкий уголок души и оттуда не в силах была достучаться до сознания хозяйки. Слабые отголоски напоминаний гордости о девичьем стыде не мешали Эстель быть просто счастливой и, растворившись в горячих объятиях пирата, невеста совсем забыла о долге перед Альваро.
Глава 17.
Утром капитан проснулся и, взглянув на Эстель, мирно спящую на его руке, улыбнулся. Стараясь не разбудить девушку, Корбо осторожно высвободил руку, оделся и подошёл к окну. Солнце поднялось уже высоко, и морская гладь, переливаясь глубокой синевой, искрилась под его лучами. «Как её глаза», – подумал Тэо и посмотрел на пленницу. Обнажённые нежные плечи, заботливо прикрытые золотыми локонами, припухшие от его страстных поцелуев губы завораживали взгляд. Сеньорита выглядела безумно соблазнительно. Капитан некоторое время любовался девушкой и вдруг с удовлетворением отметил: вчера он одержал победу. И не только над англичанами и Хьюго. Сегодня ночью эта гордая испанка сдалась… Она по собственному желанию была нежной и страстной. Ему ничего не пришлось предпринимать, чтобы добиться её. Сладостное чувство торжества наполнило самолюбивое сердце капитана, но к своему удивлению звона литавр он не услышал. Корбо был спокоен, и это спокойствие его радовало.
То сумасшедшее волнение, охватывающее грудь и заставлявшее терять рассудок при одном только взгляде на Эстель, выбивало мужчину из равновесия. Его желания упорно не хотели подчиняться его разуму, и это изводило душу. Беспокоясь, не слишком ли много значит для него пленница, Корбо начинал злиться на себя и, сейчас, ощущая умиротворение, заполнившее сердце, капитан явственно почувствовал облегчение. Ни одна женщина не может взять над ним верх, считал пират и, вспоминая слова, сказанные им ранее: «Человек может контролировать свои чувства», самодовольно утвердился в своём мнении. «Я абсолютно прав! – подумал Корбо. Любовь к женщине делает мужчину слабым и уязвимым, полагал Тэо, а он не мог себе этого позволить. – Слабый капитан уже не капитан, тем более пиратского корабля!» – был убеждён он и теперь своё необъяснимое лихорадочное влечение к девушке пират объяснил азартом охоты. Такое волнение всегда охватывало его, когда на горизонте появлялся неизвестный корабль, и сейчас, рассматривая пленницу, капитан твёрдо решил: он больше не позволит испанке завладеть своим сознанием.
Вскоре девушка проснулась. Встретившись с мужчиной глазами, Эстель улыбнулась, и он, ответив ей лёгкой улыбкой, невозмутимо отвернулся к окну, продолжая любоваться морем. Оценив это, как предоставление ей возможности без стеснения одеться, сеньорита выскользнула из-под простынки и, когда привела себя в порядок, подошла к капитану и ласково прижалась к его руке:
– Я вчера так испугалась… Я боялась, ты отдашь меня тому ужасному человеку, а потом я страшно боялась за тебя, – наконец решилась признаться девушка.
Капитан повернул голову и взглянул в её в глаза. Эстель неожиданно отметила, насколько они стали холодными, совсем не такими, как накануне:
– Надеюсь, ты не возомнила, что я дрался с ним из-за тебя? – сухо спросил Корбо, и девушка, не понимая столь резкой перемены в мужчине, растеряно захлопала ресницами. Догадавшись, что именно так она и думала, Корбо усмехнулся и холодно добавил: – Он не имел права мне указывать. Я капитан! Если бы я пошёл у него на поводу, то потерял уважение команды, – объяснил пират. – Тогда всякий может спорить со мной, а такого капитана быстро смещают.
– Понимаю, – опустив голову, пролепетала она, и её сердце лихорадочно затрепетало.
Заметив на её лице разочарование, Корбо усмехнулся:
– Отправляйся к себе в каюту; когда станешь мне нужна, я пошлю за тобой, – бесстрастно проговорил капитан и, не обращая на Эстель больше никакого внимания, сел за стол, занявшись изучением карт.
Изумлённо всматриваясь в лицо пирата, пленница в растерянности замерла, немного постояла и понуро направилась к выходу. Почувствовав, что своей холодностью ранил бедняжку, капитан не пытался смягчить нанесённый им удар, а, проводив взглядом поникшую фигурку пленницы, вновь взялся просматривать бумаги. Сердце Тэо недовольно встрепенулось, собираясь упрекнуть хозяина, но капитан, резко зажав его в кулак, заставил замолчать: «Пусть не думает, что имеет надо мной власть», – твердо сказал себе пират.
Ошарашенная презрительным отношением мужчины Эстель потеряно вышла из каюты и направилась к себе. На неё словно вылили ушат ледяной воды, и душу девушки раздирала жгучая обида. Ещё накануне Корбо был таким нежным и страстным, но стоило ей забыть себя, как отношение капитана к ней изменилось. В ту же секунду высвободившиеся из плена чувства, оскорблённая гордость и посрамлённая честь обрушились на несчастную всей своей мощью и взялись терзать её бедное сердечко.
– Что ты вчера натворила! Как ты могла так пасть? – возмущалась гордость.
– Ты! Леди! Знатная дама! Ты сдалась пирату! Что на тебя нашло? Перепугалась, что достанешься команде, и решила ублажить его? – корила честь.
– Понимаю, ты много пережила за этот день, и тебе захотелось почувствовать защиту… Но не настолько, чтобы совсем забыть себя! – яростно кипела гордость.
– Какая же я дура! – с горечью согласилась Эстель, и острая боль пронзила её грудь.
Девушка тихо зашла в каюту. Долорес, развалившись на диване, сладко посапывала. Взглянув в зеркало, Эстель увидела в стекле взлохмаченную, печальную, глупую девчонку. Слёзы навернулись на глаза, и она отвернулась, пытаясь их сдержать. Не желая, чтобы соседка, проснувшись, заметила её неподобающий вид, сеньорита взяла расчёску и, уставившись в окно, взялась приводить волосы в порядок. Мысли продолжали терзать душу аристократки, она не могла дать объяснения охватившему её накануне порыву. Эстель казалось, будто она нужна капитану, и он испытывает к ней чувства… Это ощущение увлекло её настолько, что сердце потянулось к мужчине. Она же забыла с ним обо всём на свете, она позабыла даже своего Альваро… «Альваро!» – вдруг молнией пронеслось в голове, и Эстель стало ещё хуже.
Вчера околдованная пиратом она ни разу не вспомнила про жениха! А оказалось, для капитана она была просто игрушкой, вещью, с помощью которой он удовлетворил свою прихоть. Не в силах больше сдерживать слёзы Эстель зажмурила глаза. Ей было безумно обидно, и она чувствовала себя раздавленной. Хуже того, сеньорита ощутила себя предательницей: она забыла о женихе, забыла о дворянской чести… И если раньше Эстель находила себе оправдание, что она не в состоянии противостоять более сильному мужчине, то теперь совесть, подоспев на помощь гордости и чести, безжалостно взялась её изводить, самозабвенно втыкая раскалённые иголки раскаянья и в без того растерзанное сердце бедняжки.
Эстель торопливо подскочила к комоду, достала портрет жениха и, взирая на него, мысленно умоляла Альваро простить её. Потом прижав изображение гранда к груди, повторяла только одно: «Я люблю тебя! Люблю только тебя!» – утирая горячие слёзы, убеждала девушка не то его, не то себя.
