На прощанье сеньора сделала последние наставления, как лучше вести себя с женихом и посоветовала «не быть дурой» и не ругать себя за связь с пиратом. Тепло простившись с Долорес, Эстель отправилась в путь, а сама донья Кастильо решила задержаться в портовом городе. Корабль Даниэля ещё недели три должен был оставаться в порту, и женщина не желала расставаться с возлюбленным. Тем более её муж пока оставался здесь же, решая дела. Внешние рамки приличия супруги соблюдали и не мешали друг другу наслаждаться жизнью, а потому графиня не торопилась появляться при дворе.
Глава 13
Подъезжая к столице Испании, Эстель заметно разволновалась. Кроме Севильи девушка не посещала других европейских городов, и Мадрид поразил юную леди.
«Нет другой столицы, кроме Мадрида!» – гордо заявляли испанцы, хотя далеко не все иностранцы разделяли подобное мнение. Большинство домов Мадрида оставались одноэтажными. Ушлые жители города таким образом пытались избежать выполнения обидной повинности, предписанной хозяевам двухэтажных особняков ещё в XVI веке Филиппом II. Указ обязывал горожан предоставлять в распоряжение короля часть своих жилищ, где он селил государственных чиновников и людей из своей свиты.
Правда позже появилась возможность откупиться от подобной напасти, но к этому времени таких одноэтажных «хитрых домов» уже составляло три четверти всех построек. Хотя дома в основном строились из самана или глиняного кирпича, к концу века семнадцатого город всё же постепенно преобразился, и каменные фасады стали отличать богатые особняки зажиточных и знатных сеньоров от более бедных жилищ.
Эстель настолько ошеломили бесконечные вереницы домов и суета разношёрстной публики, что она даже забыла о своих сердечных переживаниях. С любопытством разглядывая незнакомые улочки тщеславной столицы, девушка не уставала удивляться. Особенно поразили юную провинциалку маленькие окошки на зданиях, порой даже без стекол, а просто затянутые промасленной бумагой, пропускавшей очень мало света. Но почти все оконные проёмы украшали железные решетки, и, как пояснил отец, они служили не столько для красоты, сколько для обеспечения безопасности: жители боялись как предприимчивых кавалеров, так и ночных бродяг, заполнивших город.
Вскоре карета миновала самое замечательное место Мадрида – площадь Плаза Майор, являющуюся предметом гордости мадридцев и объектом восхищения иноземцев. По периметру площадь была окружена самыми высокими домами в столице, где в архитектуре пятиэтажек очень удачно сочетался кирпич и камень. Первый этаж зданий представлял собой крытые галереи, и в них располагались лавки и лотки уличных торговцев. Верхние же этажи тянулись рядами кованых балконов, частенько заполняющиеся знатной публикой.
Отсюда король и придворные наблюдали зрелища и празднества: такие, как корриды, турниры и аутодафе
10. Проехав площадь, путники выехали на так же ограждённую высокими домами большую улицу. Она так и называлась «Большая улица». Являясь главной артерией города, она тянулась от королевского дворца Алькасар к площади, носившей имя старинных ворот Пуэрто дель Соль.
Далее карета свернула на Оливковую улицу, раскинувшуюся дальше границ старого города. Здесь расположилось множество монастырей и церквей, огромные сады которых создавали в этом месте полудеревенскую атмосферу, и поэтому аристократические семьи предпочитали строить особняки именно в этом квартале. В результате улица вымахала вплоть до самого Прадо – поля, считавшегося излюбленным местом прогулок горожан. Действительно бесчисленное количество дорожек так и манило пройтись по ним, а фонтаны служили парку дополнительным украшением.
Мадрид давно славился изобилием и качеством своей воды. Еще во времена господства арабов здесь была построена подземная сеть водопроводов, так что вода подавалась во все окрестные места, как для удобства жителей, так и для украшения города.
Единственно, что портило впечатление от столицы, – это грязь на дорогах и перекрестках, и исходившая от нее невыносимая вонь. Главное несовершенство всех европейских городов – это полное отсутствие „отхожих мест“, поэтому горожане, справляя нужду в специальные горшки, беззастенчиво опорожняли их на улицу.
Но Эстель старалась не обращать на этот недостаток внимания, поскольку обилие новых впечатлений перекрывало такую малость, к которой жители столицы быстро привыкали, как к закономерной неизбежности.
Наконец карета остановилась у двухэтажного особняка, и сеньор Бернардо представил дочери новый дом. Здание было небольшим, но уютным. Служанка провела Эстель в её спальню. Девушка огляделась. Обставленная без особой роскоши комната всё же отличалась хорошим вкусом и понравилась хозяйке. Следовавший за дочерью отец, словно извиняясь, проговорил:
– Ничего, дорогая, когда ты выйдешь замуж за сеньора Касадо, у тебя будет всё самое лучшее.
– Что ты, отец, я всем довольна. И дом очень милый, – улыбнувшись, заверила Эстель и поцеловала дона Бернардо в щёку.
Сеньор тоже улыбнулся и словно маленького ребёнка ласково погладил любимицу по голове. Пережитое ранее волнение до сих пор не отпускало отца, и он, стараясь окружить дочь любовью и заботой, с трепетом относился к ней. Чувствуя это, девушка взглянула на старика преданными глазами и прильнула к его груди.
– Я отправляюсь во дворец, – сообщил сеньор Маркос. – Проклятый пират разорил нас, – вздохнув, признался барон. – Надеюсь, за долгую службу получить от короля пансион, а ты пока располагайся и не скучай, – улыбнулся отец и, поцеловав дочь в лоб, удалился.
Эстель с помощью Лусии сразу принялась разбирать наряды и те немногие вещи, которые у них остались из дома в Севилье. Тут, ликующе сверкая глазами, в комнату зашла Фиделина и торжественно вручила воспитаннице записку. Сеньорита взволновано развернула бумагу и прочитала послание.
Оно было от Альваро. Молодой человек писал, насколько он рад её освобождению и возвращению в Испанию, затем утверждал, насколько безумно скучает и любит, но в конце, досадуя на короля, извинился за задержку. Придворный аристократ важно рассуждал о своём священном долге служить Его Величеству, а поскольку он вместе со всей свитой вынужден сопровождать монарха на охоту, их встреча снова откладывалась. Альваро печалился и сетовал на судьбу, но надеялся, что невеста его поймёт и простит, ибо для дворянина дело чести превыше всего.
Прочитав письмо, Эстель грустно вздохнула, а её сердце вновь взялась точить обида: у жениха опять нашлись дела поважнее. Заметив расстроенный взгляд подопечной, дуэнья невозмутимо пожала плечами:
– А чего ему теперь спешить? Ничего страшного, девочка: неделей раньше, неделей позже, – хмыкнула она. – Не беспокойся. Скоро вы поженитесь и ещё успеете надоесть друг другу, – засмеялась Фиделина.
