Отъезжая от очередной «таможни», Корбо усмехнулся:
– И не надо рисковать головой! Стоишь на посту и собираешь дань с проезжающих.
– Зря, капитан, вы думаете, что всё настолько безоблачно, – хитро взглянул на спутника де Круа. – Снисходительное отношение к этим канальям объясняется тем, что основной доход короля заключается именно в этой форме грабежа. Сбором налогов занимаются в основном принявшие христианство португальские евреи. На произвол сборщиков некоторое время закрывают глаза, а когда они вдоволь наворуются и доверху набьют карманы золотом, инквизиция вспоминает об их грехах. Святые отцы доказывают, что евреи называют себя испанцами лишь для того, чтобы быть принятыми в королевстве, а на самом деле они нечестивые богохульники. Тогда-то самих чиновников обирают до нитки, а затем во искупление всех грехов и зла, причиненного ими королю и его подданным, поджаривают на медленном огне, – саркастически улыбнувшись, пояснил граф.
– Беру свои слова обратно, – изобразил испуганное лицо Корбо. – Лучше уж рисковать на море, чем попасть в лапы инквизиции.
Проезжая мимо небольшой деревушки, граф предложил купить чего-нибудь съестного, а на вопрос «зачем, если им предстоит ужинать в таверне?», де Круа снисходительно ответил: «Скоро вы сами всё поймёте, капитан». И когда к вечеру приятели добрались до постоялого двора, имеющего довольно жалкий вид, Тэо оценил предусмотрительность спутника. В придорожных гостиницах можно было поесть лишь то, что путники принесли с собой.
– На постоялых дворах Испании невозможно пообедать, как это бывает во Франции или Италии, – пояснил Анри. – Причина – налоги. Они распространяются на все, что можно есть и пить. В каждом поселке или городке право торговать мясом и другой провизией приобретается у короля откупщиком, и все это может продаваться только тем, кто купил у него это право.
– Да, когда смотришь на всю эту грязь, пропадает аппетит, – оглядевшись, фыркнул Корбо. – Даже на Тортуге таверны лучше.
В самом деле, зрелище так называемой кухни навевало тоску. Печь или камин в помещении отсутствовали, а разведённый прямо под трубой огонь извергал такой густой дым, будто хозяева собирались выкурить укрывшегося в норе зверя. Стол в столовой являлся общим для всех, но хозяева, слуги, погонщики мулов и все постояльцы каждый ел свое.
Одетые в грязные лохмотья женщина и мужчина, больше похожие на оборванных нищих, чем на владельцев таверны, наливали вино из бурдюка козлиной кожи. Даже самое лучшее вино после хранения в таких мешках приобретало невыносимый привкус шкуры и шерсти, превращаясь тем самым в отвратительное пойло. Но французам повезло: они путешествовали в сезон фруктов, и поэтому смогли насладиться фигами, виноградом, яблоками, а также восхитительного вкуса апельсинами. После незамысловатого ужина люди разошлись спать: одни на солому, другие на постели. Граф предложил корсару отдыхать на сене.
– Думаю, вы не столь избалованы жизнью, чтобы отказаться спать под открытым небом, – проговорил Анри и усмехнулся. – Видите ли, д’Эмери, кровати в этих местах еще хуже соломенных подстилок: считайте, что свершилось чудо, если блохи и клопы позволят вам хоть на мгновение сомкнуть глаза и не обглодают до костей. Тем более хозяева таких заведений часто мошенничают, а так наши кошельки и дорожные вещи будут в большей сохранности, – пояснил де Круа, укладывая сумку под голову.
Пират согласился и завалился на сено неподалёку от своего коня. Единственной компенсацией за столь плохое обращение в испанских гостиницах являлось их малая цена. И друзья выложили ровно ту сумму, которая была указана в тарифе, написанном на табличке у дверей.
Капитану приходилось слышать хвастливое утверждение испанцев, что земля Кастилии является одной из самых лучших в мире, будто ни одна другая не превосходит ее целебными свойствами климата и обилием плодов. Однако, следуя испанскими дорогами, Корбо отметил, что природа здесь ничуть не лучше, чем во Франции. К тому же сухость климата и суровость гор в сочетании с беспечностью жителей привела к тому, что бóльшая часть страны оставалась невозделанной и дикой.
Пересекающие землю во всех направлениях холмы и горы не имели ни растительности, ни поселений, как во Франции. Среди этих возвышенностей встречались и совершенно плоские равнины, но большинство из них обрабатывалось лишь в окрестностях крупных городов. Сами селения были настолько удалены друг от друга, что порой друзья скакали на лошади целый день, не встретив ни одной живой души, разве что попадётся какой-нибудь пастух, стерегущий свое стадо. Заметив изучающий взгляд капитана, граф решил поделиться своими познаниями о стране:
– Большая часть Арагона еще более бесплодна. Там не растёт ничего кроме тимьяна, да других растений, годящихся разве, что для прокорма овец, которых, как мне говорили, каждый год пригоняют сюда из Франции в количестве более двухсот тысяч. Конечно, Испания не всегда и не везде производит такое удручающее впечатление, – пояснил де Круа. – Порой достаточно умелой руке человека подвести воду, как сразу тоскливая пустыня превращается в прекрасные сады. Например, когда попадаешь в Андалусию, с удивлением обнаруживаешь обширные пространства, занятые лесами, оливковыми и апельсиновыми деревьями и кипарисами.
Наблюдая запустение полей и селений, Корбо проговорил:
– Похоже, завоевание Нового света стоит расценивать для Испании скорее, как кару небесную, нежели милость Божию.
– Абсолютно согласен с вами, капитан. Сделавшись хозяевами сокровищ Америки, испанцы использовали богатства не только для ведения войн. Они начали покупать у других народов все, в чем сами испытывали нужду: от продовольствия и тканей до скобяных изделий и шпаг. В результате Испания стала всего лишь каналом, по которому золото из Южной Америки, обогащая другие страны, перекачивает в Европу. А в самой Испании промышленность и сельское хозяйство пришли в упадок. В результате когда-то процветающие мануфактуры разорились, а большая часть торговли перешла в руки иностранцев. Неудивительно, что мне так легко удалось наладить поставку тканей своей компании. Например, Бургос, когда-то богатый благодаря кастильской шерсти, практически приказал долго жить, – усмехнулся француз. – Сеговия, производившая великолепные сукна, сегодня практически пустынна и очень бедна. Надеясь разбогатеть в новых землях, испанцы уезжают в Америку, а вместо них со всей Европы с той же целью сюда прибывают иностранцы, думая, будто все золото Перу хлынуло в Испанию. Но сами граждане, несмотря на проклятия, посылаемые приезжим, не препятствуют тому, чтобы чужеземцы жили за их счет и ели их хлеб. Причины этой ужасной бедности заключаются, на мой взгляд, не в природе и климатических условиях страны, а в характере ее обитателей. Головы сеньоров затуманены манией благородства. Они предпочитают занятию ремеслом нищету или службу богатому вельможе. На самом деле, ручной труд в Испании стоит очень дорого. Ремесленники здесь зарабатывают много, особенно если умеют больше, чем сами испанцы, презирающие труд, именуя его «ничтожным». И если необходимость вынуждает идальго посвятить себя такому занятию, он все равно норовит казаться благородными дворянином. Так сапожник, оставив свои колодки и шило и нацепив шпагу и кинжал, едва ли снимет шляпу перед тем, на кого только что работал в своей мастерской, – усмехнулся граф.
