Обхватив невесту, Альваро страстно прильнул к её губам и, целуя, попутно расшнуровывал женский корсет. Осознавая намерение мужчины, Эстель испугалась, но понимая, что после её признания такой отказ будет для жениха оскорбительным, она покорно сдалась. Действительно, чего уж теперь строить невинность, тем более и свадьба уже не за горами…
Отдавшись ласкам гранда, Эстель неожиданно осознала: хотя Альваро и умелый любовник, возможно, даже искусней пирата, но она не ощущала того умопомрачительного полёта, который захватывал её в объятиях капитана. Невеста отвечала на поцелуи жениха, а её голову не отпускала мысль: неужели ей и дальше предстоит, чувствуя руки мужа, вспоминать совсем о другом мужчине? «Нет, я привыкну к Альваро, и чувства к нему вернутся. Я смогу забыть капитана», – пытаясь не думать о пирате, старалась убедить себя Эстель.
Позже Альваро, вполне довольный победой, откинулся на подушки и, отдышавшись, нежно взял руку невесты, продолжая её гладить и целовать. Робко затихнув, Эстель не могла избавиться от охватившей душу тоски. Ей хотелось поскорее сбежать, и бедняжка понимал: бежать ей хочется от самой себя. Предположив, что Фиделина уже вся извелась, Эстель торопливо засобиралась. Мужчина убеждал возлюбленную остаться, но улыбнувшись, невеста ответила, что вскоре все ночи они будут проводить вместе.
– В воскресенье вы с отцом должны быть у нас на ужине, – уточнила она. – Наши родители хотели обсудить подготовку к свадьбе. Я с нетерпением буду ждать встречи с тобой, Альваро, – совершенно искренне проговорила девушка, понимая, что всё же испытывает к жениху тёплые чувства, если не любви, то, во всяком случае, признательности за его большое сердце, позволившее ему простить её бесчестие. «Возможно, позднее это чувство перерастёт во что-то более глубокое?» – понадеялась Эстель, и на душе стало значительно легче.
– Конечно, любимая! Мы с отцом скоро будем у вас, – поцеловав её на прощание, улыбнулся гранд. – Скоро нам не нужно будет расставаться… – согласился он, и девушка, чмокнув жениха в щёку, скрылась за дверью.
Ожидая воспитанницу, дуэнья действительно страшно волновалась. То, что Эстель не появлялась так долго, обнадёживало женщину, и когда девушка вышла, Фиделина пристала к ней с расспросами.
– Всё хорошо, – улыбнулась Эстель. Решив, что госпоже удалось обмануть жениха, дуэнья, облегчённо вздохнув, засияла, но тут сеньорита неожиданно уточнила: – Я во всем призналась Альваро. Он всё понял и простил. Альваро любит меня и принимает такой, какая я есть! – поспешила она успокоить нахмурившуюся дуэнью.
Фиделина недоверчиво взглянула на воспитанницу:
– И сеньор Касадо готов принять чужого ребёнка и выдать его за своего? – засомневалась дуэнья и, увидев, как Эстель, улыбнувшись, утвердительно кивнула, развела руками. – Ну, тогда ваш жених заслуживает самого искреннего уважения. И кроме преданной жены у него будет не менее преданная служанка, – заверила женщина.
Через три дня в доме барона дель Маркоса для дорогих гостей готовился ужин. Часы пробили назначенный час, но господа задерживались. Сеньор Бернардо велел слугам подождать и не накрывать на стол, дабы кушанья не остыли, а сам в ожидании Ромеро и Альваро дель Касадо, закурив сигару, уселся в кресло. Через десять минут в дверь постучали. Сеньор Маркос радостно поднялся с места, но вместо приятеля на пороге появился слуга сеньора Касадо. Человек передал послание от гранда и тут же удалился. Предполагая, что у друга появились неожиданные досадные обстоятельства, Бернардо озабочено развернул бумагу, но прочитав письмо, барон побледнел и растерянно взглянул на дочь.
Заметив взгляд отца, Эстель почувствовала неладное и поинтересовалась, что произошло. Вместо ответа Бернардо протянул письмо. Девушка взглянула на бумагу, и каждая прочитанная ею строчка заставляла кровь всё сильнее ударять в голову, а колени подкашиваться. Когда девушка дошла до конца, силы вовсе покинули её, и ей казалось, она вот-вот упадёт. Опасаясь, что она сейчас действительно рухнет, бедняжка опустилась на диван.
В послании сеньор Ромеро говорил, что по причинам, не зависящем от него, он вынужден расторгнуть помолвку и отменить свадьбу между его сыном и дочерью сеньора Маркоса. Если сеньор Бернардо желает узнать причину, то пусть её объяснит его дочь. Девушка побледнела, как полотно, и внимательная Фиделина торопливо вытащила нюхательную соль и подала подопечной воды. Сеньор Бернардо, гордо вскинув голову, воскликнул:
– Что это значит?! Как он смеет обвинять тебя неизвестно в чём! Я сейчас же отправлюсь к сеньору дель Касадо и потребую ответа. Пусть шпага восстановит справедливость! – грозно прогремел бывший вояка.
– Не надо, отец, – тихо проговорила девушка и, понимая, как подло с ней поступил Альваро, заплакала.
– Что значит «не надо»! – не унимался отец.
– Это ничего не даст. Будет ещё хуже, – проронила она.
Догадавшись, что произошло, Фиделина, чувствуя свою вину, от злости закусила губу. Она-то?! Тоже хороша! Поверила в искренность этого красавчика! Женщине хотелось выцарапать глаза негодяю, и если бы он попался ей прямо сейчас, наверное, дуэнья точно вцепилась бы ногтями в холёную физиономию молодого гранда. «Так посмеяться над честной девочкой! – убивалась дуэнья. – И я, старая дура, не смогла уберечь глупышку! – сетовала на себя Фиделина. Заметив растрёпанное состояние женщин, Бернардо потребовал объяснений, и Эстель, закрыв лицо руками, окончательно разрыдалась. Ей было бесконечно стыдно за все, что с ней произошло, и обидно за собственную глупость.
Потупившись, дуэнья рассказала господину о пирате. Услышав правду, сеньор Маркос побледнел и, нахмурившись, взглянул на понуро опустившую плечи дочь. Разумно умолчав о тайной встрече с грандом, Фиделина сообщила, что Эстель по наивности во всём честно призналась жениху, а когда сеньор услышал о последствиях связи с капитаном, он судорожно стиснул зубы.
Не зная, что сказать, капитан-лейтенант молчал, и только вздрагивающие ноздри и перекатывающиеся желваки на скулах говорили о его крайнем негодовании. Но Эстель неожиданно успокоилась, утёрла слёзы и опустилась перед бароном на колени:
– Вы вправе убить меня, отец. Я опозорила ваше имя и наш род, – с горечью признала она, и в ожидании кары смиренно опустила голову.
– В чём я должен винить тебя, девочка моя? В том, что не смог защитить от пирата, или в том, что воспитал слишком честной? – тяжело вздохнул дон Бернардо и, подняв дочь с колен, обнял её. Уткнувшись лицом в волосы любимицы и осознавая собственное бессилие, мужчина зажмурил глаза: он боялся, что сам разрыдается. Абсолютно не понимая, как защитить дочь от сплетен и оскорблений, сеньор Маркос успокаивающе проговорил:
– Ничего, мы что-нибудь придумаем. Не с тобой же первой случилось такое несчастье, – вздохнул отец и вышел из комнаты.
Господин заперся в кабинете. Хотя он и пообещал решить проблему, но самое страшное было то, что он абсолютно не знал, что ему делать. Погружённый в тяжёлые размышленья, сеньор продолжал сидеть, угрюмо уставившись в одну точку.
