Я жестом подняла ее с пола и прошла кровати. Мальчишка выглядел совсем плохо.
– Что с ним?
– Мисси должна посмотреть сама…, – Марта отрицательно качнула головой.
– Марта, мне не до загадок…
– Мисси должна посмотреть сама, – знахарка упрямо прикусила губу.
Ах, эти дремучие упертые аларийцы!
– Марта. Браи темные. Всегда были и скорее всего всегда будут. Слабенькие, с хилой искрой, но – темные. Я, – я быстро чаровала маленький светящийся шарик, – светлая. Светлые не лечат темных, Марта, даже самые дремучие аларийцы знают об этом. Даже чтобы диагностировать, мне нужен темный. Желательно целитель. А теперь объясни мне, что здесь делаю я, и почему вы не позвали штатного лекаря?
– Лекаря нельзя, чужой, – Марта так замотала головой, что зазвенели многочисленные сережки в ушах. – Чужой. Нельзя. Мы приготовили темного. Мы знаем. Он ждал в подвале, чтобы Мисси могла работать. Мы все знаем.
О, Великий, Мара и Немес, дай мне сил!
– Какой темный Марта, в каком подвале? – я не понимала решительно ничего и начинала сердиться.
– Сейчас, сейчас, – она с полупоклоном засеменила к двери и дважды стукнула в стенку.
Через несколько мгновений в комнату впихнули сверток, обмотанный покрывалом и веревками в несколько слоев, который подопнули ногами. Он докатился до меня, и я сначала увидела темную макушку, кляп во рту, значок целительского факультета на лацкане кафтана и откровенно бешеные темные глаза...глаза, которые я знала, почти так же хорошо, как свои собственные, глаза, которые я изучила до последней черточки, в которые я смотрела десятки и сотни раз на дню…
Великий, как им это вообще пришло в голову!
Глава 21. Нике
Сначала мне казалось, что погрезилось, осеннее солнышко напекло, свечи, плохой свет, мало ли причин, чтобы обмануться. Иллюзия, помутнение сознания, реализация навязчивой идеи во плоти. Что угодно, только не реальность.
Потому что реальностью это быть не могло, не должно было быть. В этой жизни все идет неправильно, не по порядку. Марта подплыла ближе и аккуратно, оберегая пальцы, вытащила кляп изо рта пленника.
– Ашвиса тирес, псаковы выродки…, – полилась отборная горская брань речитативом. Обороты изобиловали художественными подробностями и особенностями анатомии, включали изощренные кары, которые в будущем на себя навлекли несчастные, стукнутые на всю голову, равнинные черви. Сколько бы зим не прошло – Нике был в своем репертуаре.
Нике Сакрорум. Мой самый близкий враг. Мой самые непримиримый друг. Мой единственный соперник. Вторая половина моей целительской сущности, моя правая рука, мой бессменный напарник, мой якорь и мой обет, мой Нике.
Я не видела его две зимы.
Два раза солнце проходило полный круг, целых две зимы я была одна, без Нике. Две зимы я оборачивалась назад, чтобы спросить, и слышала в ответ пустоту. Две зимы мне потребовалось, чтобы отвыкнуть заваривать походный чайник на две чашки, вечером после операций. И всего четыре декады мне потребовалось, чтобы заработать звание «этой суки Блау», когда я гоняла всех ассистентов без разбору, и меняла новых напарников – никто не дотягивал до уровня Нике, я просто ни с кем не могла сработаться. Никто не чувствовал мою силу так, как он, не понимал, с полувздоха и полувзляда, что именно мы сейчас будем делать.
Псаков Нике. Демонов горец. Как-ты-посмел-сдохнуть-и-оставить-меня-одну-Нике.
Как?
Я крепилась. Я кусала изнутри губы до крови. Я отворачивалась, прятала мокрые щеки от света. Я слушала отборную горскую брань, я молчала и наслаждалась.
Мой Нике остался там, на Рифейском перевале, в одной большой братской могиле. Мы устроили им славные проводы – вызвали обвал, полностью обрушив перешеек, такого роскошного надгробия не было никогда и ни у кого.
Это чужой Нике, тот, который лежит сейчас на полу в комнате Браев. Чужой. Чужой. Чужой. Не мой. Мантра не помогала. Я не видела его целых две зимы…
Я так соскучилась, Нике.
– Кляп! – я вытерла щеки, и повелительно протянула руку Марте. – Помолчи! – резко вставив кляп, я не берегла руки, Нике никогда осознанно не обижал женщин, как заведомо более слабых существ.
Каюсь, не удержалась – пробежалась кончиками пальцев, изучая заново – брови, скулы, виски – гладко, шрамов ещё нет, плечи – дышит, живой, теплый, настоящий, Нике…
Потерла маленький значок факультета Целителей – в этой жизни он тоже поступил в Кернскую Академию, провела по колючему сукну кафтана – как всегда самая дешевая ткань, экономит на внешнем виде.
Нике заткнулся и замер, неотрывно глядя на меня, как на тяжелобольную с серьезными отклонениями. У горцев отдельное табу на прикосновения и...я плакала.
Псаковы слезы продолжали катиться сами собой, непрерывным молчаливым потоком. Это второе табу – Нике не переносил рыдающих и истеричных женщин.
Я грубо засунула кляп поглубже, чтобы точно не выплюнул, успокоительно похлопала Нике по щеке, встала и влепила Марте увесистую пощечину.
Била наотмашь, с оттяжкой, вкладывая в этот удар всю накопившуюся ярость.
Марта рухнула передо мной на колени, почти коснувшись лбом пола.
Попробуй соври мне, что это был нечаянный выбор.
– Почему именно он? – сила вышла из под контроля и клубилась по комнате. Она придавила Марту, распластав по полу и заставила Нике склонить голову. К его чести – он сопротивлялся. – Почему?!
– Видела. Напарники. Госпожа. Подарок, – знахарка хрипела, выдавливая из себя по одному слову.
Видела? Видящая? Марта Видящая, это ее дар? Что еще она видела?
– Понимаешь-за-что? – я говорила устало, спонтанное подключение к источнику всегда высасывает прорву силы.
Марта зашевелилась, в попытке кивнуть, зазвенели браслеты и сережки.
– В будущем, никогда не решай за меня, Ви-дя-щая.
Мы с Нике должны были познакомится в Легионе. Он учился в Керне – я в столице. Он из закрытого клана горцев – туземцы, как их презрительно, за глаза, называли местные. Я – из рода двадцати шести, маленькая госпожа ненавистных захватчиков Блау.
Мы не должны были пересекаться сегодня. Не должны. Все полетит к псакам.
Были ли у меня силы отказаться от Нике сейчас? Достать зелье забвения, выгрузить его в какой-нибудь безопасной канаве и забыть о нем на десять зим? Нет. Не отдам. Что мое – то мое.
Мой подарок. Я покатала слово на языке: «По-да-рок». У Высших подарки возвращать не принято.
– Слушаешь молча. Да – моргни один раз, нет – два, – я присела рядом с Нике. – Кляп и веревки останутся, пока не достигнем конценсуса. Я хорошо представляю, на что способны горцы.
